тигринья, а амхарским (который многие из них знали лишь поверхностно) 
пользовались лишь в тех редких случаях, когда их посещали правительственные 
чиновники.
Пока мы поднимались вьющейся по склону тропинкой к вершине холма, где 
находилась главная церковь острова, я задал вопрос:
— Как так случилось, что все вы говорите на тигринья?

— Наши предки
— выходцы из Тиграи
, — ответили монахи с помощью Йоханнеса.

— Когда они перебрались сюда?
— Это было около тысячи тридцати лет назад.
Я быстро посчитал в уме: 1989 минус 1030 равняется 959 год н. э. Десятый век, 
думал я. Столетие, в котором царица Гудит свергла династию Соломона, а ковчег 
завета был, предположительно, вывезен из Аксума на сохранение на Дебра Сион. Я 
даже не начал еще никого допрашивать с пристрастием, как уже стала отчетливо 
прорисовываться обоснованность предания, о котором мне рассказывал Белаи Гедаи.
— Почему они прибыли сюда? — спросил я. — Пусть обязательно скажут, как и 
почему они перебрались сюда.
Йоханнес передал монахам мой вопрос и перевел их ответ:

— Видите ли, их потомки прибыли сюда с
таботом.
Это было во времена Гудит. Она атаковала христиан в Тиграи. Велись ожесточенные 
бои. Они бежали от нее. И прибыли сюда с
таботом.


— Каким
таботом'?

— Говорят, таботом из церкви Святой Марии Сионской в Аксуме.

— Имеют ли они в виду подлинный
табот,
доставленный Менеликом в Эфиопию из Иерусалима? Иными словами, ковчег завета. 
Или они говорят о каком-то другом
таботе?
Я хочу полной ясности по этому вопросу.

Йоханнес мужественно вступил на это минное поле перевода, пока мы продолжали 
подниматься по крутому склону. Последовал долгий спор, прежде чем он наконец 
высказался:
— Я не уверен, что им самим это ясно до конца. Но они утверждают, что это 
записано… Все это записано в книге, хранящейся здесь, в церкви, и мы сможем 
обсудить этот вопрос со старшим священником.




УКРАДЕННАЯ ИСТОРИЯ


Через пять минут мы подошли к церкви, которая посвящена — узнал я без особого 
удивления — Святой Марии Сионской. Это простенькая, без претензий, мазанка, 
побеленная снаружи, с простым крестом наверху. Отсюда, с вершины холма, 
открывается потрясающий вид, дающий представление о размерах этого большого 
острова. За нашими спинами, там, откуда мы пришли, вьется тропинка среди полей, 
местами отмеченных убогими хижинами крестьян. Перед нами крутой обрыв к берегу 
озера, заросший акацией и кактусами.
Перед нами предстал старший священник Абба Гебра Христос. Невысокий, жилистый 
мужчина лет семидесяти, с узкой седой бородой, в поношенном костюме-двойке, на 
плечи которого накинута белая хлопчатобумажная ткань в типичном для нагорья 
стиле. Его манеры были достаточно приветливыми и радушными, но в нем также 
проглядывало что-то лисье, расчетливое, предвещающее неминуемый торг.
Я нервно нащупал в кармане пачку засаленных быров, которой запасся в 
Аддис-Абебе, и решил платить только за качественную информацию. Затем, без 
дальнейших проволочек я включил диктофон и задал свой первый вопрос: известна 
ли ему история о том, как Менелик похитил ковчег завета из храма Соломона в 
Иерусалиме.
— Да, — перевел Йоханнес. — Разумеется, известна.
— А знает ли он, что случилось дальше?
— Менелик, — отвечал священник, — доставил ковчег в Эфиопию, где он и находится 
по сию пору.
— Он уверен, — спросил я, — что это был подлинный ковчег завета с десятью 
заповедями, написанными пальцем Бога на скрижалях?
Йоханнес перевел вопрос, и Абба Гебра Христос веско ответил:
— Да, я уверен.
— Ладно. Хорошо. А теперь скажите мне, привозился ли когда-нибудь этот самый