извне.
Группа монахов, стоявшая полукругом и слушавшая наш разговор с Кифле-Мариамом 
Менгистом, в этот момент разбрелась. Один из них — босой, беззубый и одетый в 
такое тряпье, что смог бы сойти за попрошайку с улиц Аддис-Абебы, — провожал 
нас, пока мы спускались по крутой тропинке к пристани. Прежде чем мы поднялись 
на борт катера, он отвел Вондему в сторонку и прошептал что-то в его ухо.
— Что он сказал? — резко спросил я, ожидая нового требования некой суммы.
Но на этот раз речь шла вовсе не о деньгах Вондему нахмурился:
— Он говорит, что нам следует отправиться на Тана Киркос. Похоже на то, что там 
мы сможем узнать кое-что о ковчеге… что-то важное.
— Что такое этот Тана Киркос?
— Еще один остров… к востоку отсюда. Довольно далеко.
— Пусть скажет, что он имеет в виду под «что-то важное».
Вондему перевел вопрос и ответ:
— Он говорит, что ковчег завета находится на Тана Киркос. Это все, что он знает.

Моей первой реакцией на эту поразительную новость было возведение очей к небу. 
Я рассеянно подергал себя за волосы, пнул ботинком в борт катера. Тем временем 
монах, от которого я ждал услышать продолжение, проковылял обратно по пирсу и 
исчез из виду в банановой рощице.
Я взглянул на часы — почти полдень. Мы находились вне Бахр-Дара уже шесть часов,
 что уже стоит мне 300 долларов.
— Тана Киркос нам не по пути? — спросил я Вондему.
— Нет, — последовал ответ. — Я там никогда не был. Никто не посещает этот 
остров. Я лишь знаю, что он расположен примерно к востоку отсюда. Бахр-Дар же 
на юге.
— Понятно. Сколько может занять плавание туда?
— Не знаю. Спрошу капитана.
И Вондему спросил. Плавание займет полтора часа.
— А после? Сколько времени уйдет на возвращение в Бахр-Дар?
— Еще примерно три часа.

Я сделал быстрый мысленный подсчет. Скажем, еще два часа на острове Тана Киркос,
 плюс полтора часа на дорогу туда, плюс три часа до Бахр-Дара… это шесть с 
половиной часов. Скажем, плюс шесть часов уже в пути. Итого: тринадцать часов.
Тринадцать,
черт побери! По пятьдесят баксов за час. Шестьсот пятьдесят долларов. Господи!

Еще какое-то время я внутренне содрогался. В конце концов с сердцем таким же 
тяжелым, каким легким был мой кошелек, я решил ехать.
Конечно же, ковчега не окажется на Тана Киркос. Я это просто знал. Самый 
вероятный сценарий: от меня еще раз отделаются туманными отговорками как и на 
Дага Стефанос. Мало-помалу из меня высосут все деньги. Пока я уже не смогу 
ничего больше предложить. Потом мне сделают еще один провоцирующий намек на еще 
один остров — и все повторится сначала, и снова я буду предлагать деньги, дабы 
обогатить еще одну общину нуждающихся затворников.
Джеймс Брюс вспомнил я, побывавший на Тане еще в XVIII веке, записал: «На озере 
сорок пять обитаемых островов, если верить абиссинцам, а они неисправимые лгуны 
во всем…»




ТАНА КИРКОС


Я почти утратил восприимчивость, когда мы приплыли на Тана Киркос. И все же, 
стоя на носу «Дахлака» и со злостью глядя на приближавшийся остров, я не мог не 
признать, что он красив и необычен. Полностью покрытый густым зеленым 
кустарником, цветущими деревьями и высокими кактусами, он круто вздымается из 
воды высоким пиком, на котором я едва различил соломенную крышу круглого здания.
 В воздухе носились колибри, зимородки и ярко-синие скворцы. На кустарно 
сделанном пирсе в маленькой бухточке с песчаным пляжем стояла группа монахов. 
Широко улыбавшихся.
Мы бросили якорь и высадились с катера. Вондему привычно представил нас и 
объяснил, кто мы такие. Мы все обменялись рукопожатиями. Обменялись 
пространными приветствиями. В конце концов нас повели по узкой заросшей 
тропинке, окаймлявшей серый утес, через арку наверху, опять же высеченную из 
целого куска камня, на полянку с тремя-четырьмя ветхими домами и дюжиной 
оборванных монахов.
Окруженная естественными скальными стенами лужайка выглядела тихой и мрачной. 
Проникавший сюда свет просачивался сквозь нависавшие со всех сторон ветви 
деревьев и кустов и казался зеленым и приглушенным. Вопреки собственной воле, я 
начал чувствовать, что здесь может оказаться что-то такое, что следовало бы 
увидеть. Не знаю, как объяснить, но Тана Киркос казался «подходящим» в том 
смысле, в каком оказался «неподходящим» Дага Стефанос.
Появился старший священник, и представился нам с помощью Вондему как Мемхир 
Фиссеха. Худой и благоухающий ладаном, он не просил денег, но спросил, прошли 
ли мы проверку на благонадежность.
Подобный вопрос, исходивший от традиционной фигуры в монашеской одежде, привел