и абсолютная убежденность в глубокой и твердой вере — все это вместе 
производило неизгладимое впечатление.
В ходе нашей беседы сразу же стало ясно, что он непоколебимо верит, что 
священная реликвия находится в Эфиопии. Умный и явно высокообразованный, 
цитировавший Библию с легкостью и уверенностью человека, изучавшего ее на 
протяжении, всей жизни, Соломон спокойно и твердо изложил эту точку зрения и 
отказывался признать даже саму возможность, что он может ошибаться.
Я старательно записывал на листе бумаги, как он настойчиво повторяет: настоящий 
ковчег завета, построенный у подножия горы Синай для хранения скрижалей с 
десятью заповедями, именно этот неоскверненный и подлинный предмет покоится 
ныне в Аксуме.
— По милости Божьей, — настаивал Соломон, — ковчег сохраняет свои божественные 
силы, и его охраняет все население Тиграи. Сегодня ковчег, — заключил патриарх,
 — находится в надежных руках церкви и христиан, несущих постоянное дежурство у 
церкви.
В конце нашей встречи я передал первосвященнику список из пятнадцати вопросов, 
на которые просил дать подробные ответы. Однако, когда его взвешенные ответы 
пришли по почте в середине июля, я находился уже далеко—в Египте. Вернувшись 
через несколько недель домой, я едва взглянул на присланный им десяток страниц, 
заполненных частью от руки, частью на машинке. Я был настолько занят анализом и 
работой с собранными в Египте материалами, что даже не послал ему записку с 
выражением благодарности.
Лишь в начале ноября я наконец выбрал время для просмотра документа, который 
три месяца назад я положил в корзинку для ожидающих решения бумаг. В нем я 
нашел ответы на все пятнадцать вопросов. Некоторые из них оказались как 
интригующими, так и раздражающими.
Например, я спрашивал, использовались ли мнимые «сверхъестественные» силы 
ковчега правителями Эфиопии для одержания победы в войне. В Библии ясно 
указывается, что в Древнем Израиле это делалось неоднократно. Если ковчег 
действительно находился в Эфиопии, значит, логично было бы предположить, что 
этот обычай сохранился.


«В учении нашей церкви, — отвечал Соломон, — Бог — единственная сила во 
вселенной. Он — творец всей существующей жизни, видимой и невидимой. Сам же Он 
— нерукотворный вечный свет, дающий нам и свет, и силу, и милость. Имеется, 
однако, реальное измерение, в котором мы можем понять связь между Богом и 
ковчегом, ибо, поскольку ковчег Хранит десять божественных слов Закона, 
написанных Богом, дар его святости не может быть умален в нем. Поэтому вплоть 
до сегодняшнего дня Его милость все еще лежит на ковчеге, так что именем Бога 
он священен и имеет огромное духовное значение».


Все бывшие правители Эфиопии, продолжал разъяснять первосвященник, знали об 
этом. Поскольку же их первейшая обязанность состояла в охране и защите 
православной христианской веры, постольку время от времени они на протяжении 
прошедших веков использовали ковчег во многих войнах «как источник духовной 
силы в борьбе с агрессорами… Царь сплачивал народ на бой, а священники 
поступали как в тот день, когда Иешуа проносил ковчег по городу Иерихон. Точно 
так же наши священники носят ковчег, запевая гимны и вступая в битву во славу 
Господа».
Такое использование священной реликвии в качестве военного оплота, по 
утверждению первосвященника Соломона, было свойственно не только далекому 
прошлому Эфиопии. Напротив: «Совсем недавно — в 1896 году, когда царь царей 
Менелик II вступил в бой с итальянскими агрессорами при Адуа, что в области 
Тиграи, священники вынесли ковчег завета на поле битвы, дабы противостоять 
противнику. В результате Менелик одержал крупную победу и с большой славой 
вернулся в Аддис-Абебу».
Я перечитал эту часть ответа с немалые интересом, ибо знал, что Менелик II 
действительно «одержал крупную победу» в, 1896 году. В тот год 17 700 
итальянцев под командованием генерала Баратиери, с тяжелой артиллерией и другим 
самым современным оружием вступили с узкой полоски побережья Эритреи на 
Абиссинское нагорье с намерением превратить всю страну в колонию. Слабо 
подготовленные и плохо вооруженные войска Менелика встретили их под Адуа утром 
1 марта и менее чем за шесть часов одержали — как позже напишет один историк — 
«величайшую победу африканской армии над европейской со времен Ганнибала»: 
«Итальянцы потерпели жестокое поражение… величайшее из когда-либо случавшихся с 
белыми людьми в Африке».
Ошеломляющее указание на то, что ковчег был использован при Адуа, навело меня 
на мысль о едва ли возможном использовании его сегодня — быть может, ФНОТ, 
контролировавшим сейчас Аксум и одержавшим, подобно Менелику II, немало 
блестящих побед в последние месяцы. Однако в своих письменных ответах Соломон 
не спекулировал подобной возможностью. Вместо этого (отвечая на мой вопрос о 
безопасности ковчега в предназначенной для него церкви во время нынешней 
тотальной войны правительства с повстанцами) Соломон предложил совершенно иной 
сценарий.
Во время нашего разговора в июне он казался уверенным в том, что священная 
реликвия все еще хранится в обычном месте, «охраняемая всем населением Тиграи».
Сейчас он уже не казался столь уверенным. «Бывали, хоть и не очень частые, 
случаи, — объяснял Соломон, — в периоды разгула насилия и величайших испытаний,