аристократии, но унаследовал достаточно большое состояние, чтобы удовлетворить 
свою страсть к заморским странствованиям. Первоначально, как мне показалось, 
именно эта жажда странствий завлекла его в сердце Эфиопского нагорья. Изучая же 
его труд о фалашах, я начал понимать, что он проявлял слишком большой и 
неизменный интерес к этому народу, чтобы объяснять это простым и нормальным 
любопытством смышленого путешественника. На протяжении ряда лет он проводил 
тщательное исследование веры, обычаев и исторического происхождения абиссинских 
черных евреев. В процессе опроса старейшин и религиозных деятелей Брюс записал 
много античных преданий, которые иначе были бы безвозвратно утрачены для 
истории.

Одно из таких преданий утверждало, что «царь Аксума Эзана читал Псалмы Давида и 
познакомился с молодым сирийцем Фрументием, который позже обратил его в 
христианство». Дальше Брюс ясно дает понять, что знакомство монарха с указанной 
книгой Ветхого Завета объяснялось
широким преобладанием иудаизма в Эфиопии того времени
24
, т. е. в начале IV века н. э.

В контексте того, что мне было уже известно об обычаях фалашеи, я охотно 
поверил этому утверждению, и даже воспринял его как дополнительное 
подтверждение своей стремительно развивавшейся гипотезы, а именно: что некая 
форма иудейской веры, включавшей архаический обычай кровавого жертвоприношения, 
существовала в Эфиопии по крайней мере за тысячу лет до появления Фрументия с 
проповедью Евангелия Господня.

Вскоре я нашел новое подтверждений этого в древней и редкой эфиопской рукописи
25
, когда-то хранившейся в тиграйской крепости в Магдале (захваченной и 
ограбленной в XIX веке британскими войсками под командованием генерала 
Нейпиера). В рукописи, озаглавленной «История и генеалогия древних царей», я 
обратил внимание на следующее место:



«Христианство было ввезено в Абиссинию 331 год спустя после Рождества Христова 
Абуной Саламой, которого первоначально называли Фрументосом или Фрументием. В 
то время эфиопские цари правили Аксумом. До того, как в Эфиопии стала известна 
христианская религия, половина ее жителей была евреями, соблюдавшими Закон; 
другая половина поклонялась Сандо-дракону».


Указание на поклонников «дракона» — предположительно эвфемизм для всякого рода 
примитивных анимистических богов — вызывало интерес. Оно подсказывало, что 
иудаизм так никогда и не стал исключительной государственной религией Эфиопии и 
что в дохристианскую эру фалаши — как и евреи повсеместно — мирились с 
одновременным существованием языческих вероисповеданий. Я рассуждал в том духе, 
что фалаши, — несомненно, должны были встревожиться и попытаться забыть о своей 
традиционной терпимости с появлением воинствующей евангелистской 
монотеистической секты вроде христиан, которых они с полным основанием должны 
были воспринимать как реальную угрозу собственной исключительности и своим 
верованиям. Обращение царя Аксума должно было выглядеть особенно зловещим в 
таком контексте, и с тех пор шла постоянная борьба между иудеями и христианами.
В записанных Брюсом преданиях многое подтверждает такой анализ. Шотландский 
любитель приключений утверждал, например, что фалаши:


«…были в большой силе во время обращения в христианство, или, как они сами 
называли это, в «вероотступничество». В то время они объявили своим сюзереном 
принца племени Иудиного и расы Соломона и Менелика.


…Этот принц… не пожелал отказаться от религии своих предков».


Подобное состояние дел, добавил Брюс, должно было привести к конфликту, 
поскольку христиане также претендовали на то, что ими правил царь, ведущий свое 
происхождение от династии Соломона. Конфликт же возник по исключительно 
светским причинам.


«Хотя и не дошло до кровопролития из-за различия в религиях, все же в связи с 
тем, что каждая религия имела своего царя с одинаковыми притязаниями, было 
множество битв из-за амбиций и соперничества в борьбе за власть».


Брюс не приводит подробностей об этом «множестве битв», книги по истории также 
хранят молчание, разве что упоминают, что в VI веке христианский царь Аксума 
Калеб собрал огромную армию и переправил ее через Красное море для сражения в 
Йемене с Иудейским царем. А не возможно ли, рассуждал я, что та аравийская