Запада и из Израиля. Поэтому я обратился к более ранним сообщениям, описывавшим 
их образ жизни до того, как на него оказали пагубное влияние культурные 
перемены новых времен.
По иронии судьбы, несколько таких сообщений было написано иностранцами, которые 
посетили Эфиопию с намерением произвести в стране культурные изменения, главным 
образом христианскими миссионерами XIX века, слышавшими о существовании крупной 
общины абиссинских евреев и стремившимися обратить их в свою веру.
Одним из таких евангелистов был Мартин Флад — молодой немец, прибывший в 
Эфиопию в 1855 году для вербовки приверженцев от имени Лондонского общества 
поощрения христианства среди евреев. Его книга «Фалаши Абиссинии» была 
опубликована в 1869 году. Я нашел в Британской библиотеке зачитанный, 
потрепанные томик и вскоре был поражен рядом мест, в которых автор настаивал на 
том, что евреи появились в Эфиопии самое позднее уже во времена пророка Иеремии 
(около 627 г. до н. э.), а возможно, и во время царствования Соломона. Отчасти 
Флад основывал свое утверждение на том факте, что «…фалаши ничего не знают о 
Вавилонском или Иерусалимском Талмуде, которые были сочинены во время и после 
Вавилонского пленения. Они также не соблюдают праздников Пурима и Освящения 
Храма, которые свято соблюдаются евреями нашего времени».
Дальнейшее изучение книги показало, что праздник Освящения Храма был известен 
как Ханука (что означает буквально «Освящение»). На мой взгляд, самое 
знаменательное в этом факте состоит в том, что указанный праздник был 
установлен в 164 году до н. э. и что по этой причине он обязательно должен был 
соблюдаться еврейской общиной, обосновавшейся в Йемене после 70 года н. э. 
Академический консерватизм, побудивший меня раньше смотреть на фалашей как на 
потомков эфиопов, обращенных этими йеменскими евреями, стал вызывать подозрения.
 Если говорить начистоту, то несоблюдение Хануки подсказывало только один 
разумный вывод: фалаши обратились в иудаизм до 164 года до н. э., и, значит, он 
пришел к ним не из Йемена, а из другого места.
Далее я изучил вопрос о празднике Пурима, который, как обнаружил Флад, 
эфиопские евреи также не соблюдали. Этот праздник, как я узнал, также отмечался 
уже со II века до н. э. На самом деле он может иметь и более раннее 
происхождение: отмечаемые им события имели место в середине V века до н. э, и 
несколько специалистов, с которыми я консультировался, высказывали 
предположение, что его соблюдение стало весьма популярным ужа к 425 году до н.
 э. Это указывает на интересную возможность, в существовании которой явно был 
убежден Флад: что фалаши оказались изолированными от основного русла мирового 
иудаизма задолго до этой даты, быть может, еще в VI веке до н. э.
Во мне крепло ощущение того, что разрыв между абиссинской легендой и 
историческим фактом стремительно сокращается: пятьсот лет до Рождества Христова 
в конце концов удалено лишь на четыреста лет от Соломона. Становилось все 
вероятнее, что иудаизм фалашей пришел в Эфиопию в начале времен Ветхого Завета, 
как всегда и утверждали «Кебра Нагаст» и сами фалаши. Если так оно и было, то 
напрашивался очевидный вывод: история доставки ковчега Менеликом в Эфиопию 
заслуживает гораздо более серьезного к себе отношения, чем проявлялось до сих 
пор академиками.
По этому пункту я нашел новое подтверждение в рассказе другого миссионера XIX 
века — Генриха Аарона Штерна, который сам был обращенным в христианство 
немецким евреем. Он путешествовал и работал в Эфиопии вместе с Фладом и 
опубликовал в 1862 году собственный труд «Странствия среди фалашей Абиссинии».
По мере чтения этого трехсотстраничного тома у меня появилась крайняя антипатия 
к автору, оказавшемуся высокомерным, жестоким и беспринципным вербовщиком 
новообращенных, совершенно не уважавшим культуру и обычаи людей, среди которых 
он работал. В целом же я почувствовал несостоятельность и невразумительность 
его описаний религии и образа жизни фалашей. Поэтому, прочитав лишь половину 
книги, я ощутил омерзение к ее автору.
Но вот на странице 188 я обнаружил нечто интересное. Здесь, после утомительного 
описания абсолютного запрета, существовавшего среди фалашей, на «браки с 
представителями иных племен и иного вероисповедания» Штерн утверждает, что 
эфиопские евреи соблюдали верность закону Моисея, «в соответствии с которым они 
строили свой культ». Затем он добавляет:


«Странно слышать в Центральной Африке о еврейском алтаре и искупительных 
жертвоприношениях… [И все же] позади каждого молельного дома имеется небольшое 
огороженное место с большим камнем посредине; на этом подобии алтаря забивается 
жертва и совершаются все остальные ритуалы жертвоприношения».


Хотя в тот момент мои общие познания иудаизма были ограниченными, если не 
сказать хуже, мне все же было известно, что нигде в мире современные евреи не 
практикуют уже приношение животных в жертву. Я не имел представления о том, 
сохраняется ли этот древний обычай среди фалашей в конце XX века. Однако 
рассказ Штерна ясно указывал на то, что он еще соблюдался сто тридцать лет 
назад.
Продолжая свое описание жертвенника, немецкий миссионер отмечает:


«Святая святых строго охраняется от незаконного проникновения… и горе тому 
чужестранцу, который, игнорируя фалашские обычаи, осмелится приблизиться к 
запретным границам… Однажды я едва не совершил это непростительное преступление.