Как и свойственно хорошему репортеру, которым он, несомненно, был, Алвареш 
беседовал со старшими священнослужителями в заключение своего визита, который — 
следует помнить — состоялся лишь через три с половиной столетия после создания 
церквей. Пораженный всем увиденным, португальский священник спрашивал своих 
собеседников, знают ли они, как долго велось выдалбливание и вытесывание 
монолитов и кто осуществлял эти работы. Полученный им ответ, не обремененный 
более поздними суевериями, заставил сильнее забиться мое сердце:


«Они сказали мне, что вся работа по этим церквам была выполнена за двадцать 
четыре года, о чем имеется соответствующая запись, и что они были созданы 
белыми людьми… Они сказали, что это было сделано по указу царя Лалибелы».



Поскольку это венчало все, что я разузнал, я почувствовал, что не могу 
пренебречь этим ранним и искренним свидетельством. Исторические книги на моих 
полках, разумеется, не упоминали никаких «белых людей», посетивших Эфиопию 
раньше самого Алвареша. Но это не исключало возможности того, что белые люди
побывали-таки
там — белые люди, принадлежавшие к военно-духовному ордену, известному своими 
международными связями и своей скрытностью; белые люди, которые, по словам 
Вольфрама фон Эшенбаха, «всегда отвергали допросы»; белые люди, которых порой 
посылали
«в
отдаленные страны… чтобы помочь им отстоять свои права»; белые люди, чья 
штаб-квартира в XII веке стояла на фундаменте храма Соломона в Иерусалиме.

Странное заявление священников о «белых людях», прибывших в Лалибелу, поразило 
меня как нечто в высшей степени важное. Прежде всего, оно укрепило мою 
убежденность в том, что Вольфрам не занимался домыслами, когда в своем 
«Парсифале» связал тамплиеров столь тесным образом со своей криптограммой 
Грааля и с Эфиопией. Да и не был он никогда писателем-фантастом; напротив, он 
был прагматичным, умным и целеустремленным человеком. Я все больше утверждался 
в мысли, что мои подозрения относительно него были оправданны и что он 
действительно имел доступ к внутреннему кругу людей, владевших великой и 
ужасной тайной — секретом последнего пристанища ковчега завета. Быть может, 
благодаря услугам своего «источника» — тамплиера Гийо де Провэна или более 
прямому контакту, орден поручил ему закодировать секрет в захватывающем романе, 
который будет рассказываться и пересказываться на протяжении столетий.
Почему тамплиеры могли пожелать, чтобы Вольфрам сделал это? Я не мог не 
подумать об одном, по крайней мере, возможном ответе. Если бы тайна 
местонахождения ковчега была записана и хранилась в некоем контейнере (например,
 в погребенном в земле ларце), она могла быть утрачена или забыта в течение 
одного столетия или могла бы стать достоянием гласности, если бы кто-то откопал 
ее. Умно закодированная в популярном изложении вроде «Парсифаля» (который, как 
я уточнил, был переведен почти на все современные языки и переиздавался только 
на одном английском языке пять раз в 80-е гг. нашего столетия), та же тайна 
имела прекрасную возможность сохраниться бесконечно долго в мировой культуре. 
Таким образом, с течением столетий она стала бы доступной для тех, кто окажется 
способен расшифровать код Вольфрама. Короче говоря, она была бы спрятана на 
самом виду, воспринималась бы как «отличная шутка», но и была бы доступна лишь 
тем немногим — посвященным, непосторонним, решительным охотникам — как карта 
клада, каковой она и была.





Глава 6





СОМНЕНИЯ РАЗВЕИВАЮТСЯ


Посещение Шартрского собора и чтение «Парсифаля» Вольфрама весной и летом 1989 
года открыли мне глаза на многие вещи, которые я упустил раньше: прежде всего, 
на поистине революционную возможность того, что рыцари ордена тамплиеров могли 
совершить экспедицию в Эфиопию в XII веке в поиске ковчега завета. Как 
объясняется в главе 5, мне не составило труда понять, что побудило их сделать 
это. Но теперь мне предстояло установить: есть ли — помимо «поиска» тамплиерами 
приключений, в чем я уже не сомневался — какое-либо еще действительно 
убедительное свидетельство того, что последним местом упокоения ковчега завета 
и в самом деле может быть алтарь в Аксуме?

В конце концов, по всему свету имеются буквально сотни городов и церквей,