Летом 1989 года, просматривая свои записки шестилетней давности, я с тревогой 
осознал, что этот туман почти не рассеялся и что мне предстоит еще многое 
узнать. Интуиция подсказывала, что тамплиеры могли участвовать в создании 
комплекса Лалибелы. Но дело в том, что не было фактически никакого 
подтверждения этого предположения, кроме красных «крестов крестоносцев», 
которые я видел нарисованными на потолке церкви Святой Марии (одной из четырех 
совершенно обособленных церквей).
И все же настоящая загадка окутывала происхождение этих церквей. Эта загадка 
отражалась в неспособности ученых объяснить, как они были выдолблены и кто мог 
быть их архитекторами. Это отразилось и на утверждении некоторых обитателей 
Лалибелы, настаивающих на том, что в «стройке» участвовали ангелы. Сейчас, 
изучая свои «полевые дневники» 1983 года, я открыл, что у загадки имеются и 
иные измерения.
Внутри церкви святой Марии, записал я тогда, священник подвел меня близко к 
занавешенному входу в святая святых и показал там высокий столб. Я описал его 
следующим образом:


«Толщиной со ствол дерева приличных размеров, он стремительно возносится из 
скального пола и исчезает в дымке наверху. Он полностью обернут по спирали в 
очень древнюю, выцветшую ткань с едва заметными остатками полинявших красок. 
Священник утверждает, что это священный столб и что на нем выгравированы 
письмена самого царя Лалибелы. Якобы они рассказывают о секретах того, как были 
созданы вытесанные из камня церкви. Я поинтересовался, можно ли отодвинуть 
ткань, чтобы прочитать эти секреты, и бедный священник пришел в ужас. «Это было 
бы святотатством, — сказал он мне. — Покрывало никогда не убирается».


Как ни горько признаваться, но в моих записках нет больше ничего по этому 
вопросу. Я записал дальше лишь свои впечатления от «крестов крестоносцев» и 
покинул церковь святой Марии, чтобы посетить следующий храм комплекса.

Закрывая свою потрепанную большую походную тетрадь, с которой путешествовал в 
1983 году, я почувствовал нечто похожее на запоздалую ярость на себя за 
отсутствие у меня в то время должного любопытства. В Лалибеле было
столько
вещей, которые я так и не удосужился изучить. Остались незаданными столько 
вопросов, которые я обязан был задать. Золотые шансы, охотно предлагали мне 
себя повсюду, а я пренебрег ими.

С тяжелым вздохом я обратился к стопке справочных материалов, которые собрал по 
Эфиопии. Целая куча фотокопий ценных, но — казалось мне — не имеющих отношения 
к делу академических материалов. Но попался среди них и труд, казавшийся 
многообещающим. Озаглавленный «Престер Джон из Индий», это был перевод на 
английский отчета португальского посольства, побывавшего в Эфиопии в 1520–1526 
годах. Написанный отцом Франсишко Алварешом, он насчитывает более пятисот 
страниц. Впервые его опубликовали в Лиссабоне в 1540 году, а в 1881 году он был 
переведен на английский девятым бароном Стенли Олдерлейским.
Я пользовался относительно новым (1961 года) изданием перевода лорда Стенли. 
Его редакторы — профессора К. Ф. Бекингем и Дж. У. Б. Хантингфорд из 
Лондонского университета — называли Алвареша «на редкость глупым или 
недоверчивым… добрым, тактичным, разумным человеком… свободным от 
непорядочности путешественником, пытающимся преувеличить свои познания». Вот 
почему повсеместно ученые считают, что его сочинение «представляет большой 
интерес благодаря их необычайной подробности [и] служит важным источником по 
эфиопской истории».
Держа в голове такую блестящую характеристику, я обратился к странице 205 
первого тома, где Алвареш начинает описывать свое посещение Лалибелы. Я мог 
лишь восхищаться пространным описанием каждой церкви с его исчерпывающими 
подробностями и его простым деловым языком. Наиболее поразительным мне 
показалось то, как мало изменилось за четыре с половиной столетия, прошедшие 
между визитом Алвареша и моим собственным. Приводилось даже описание покрывала 
столба в церкви святой Марии! Приведя другие детали интерьера этой церкви, 
португальский путешественник добавляет: «В ней также имеется высокая колонна на 
пересечении поперечного нефа, к которой прикреплен полог, рисунок на котором, 
казалось, был оттиснут с помощью воска».
Подчеркнув тот факт, что все церкви были «целиком выдолблены из цельной скалы и 
очень хорошо вытесаны», Алвареш восклицает как бы в отчаянии:


«Я устал уже описывать эти здания, ибо мне кажется, что мне уже не поверят, 
если я напишу больше, и потому, что, имея в виду уже написанное мною, меня 
могут обвинить в неправде. Поэтому я клянусь Господом Богом, во власти которого 
я пребываю, что все написанное мною — правда, к которой ничего не было 
добавлено, и есть еще больше описанного мною, но я не касался этого в своих 
записях, чтобы меня не могли обвинить во лжи, так велико было мое желание 
рассказать миру об этом великолепии».