деле, при жизни Бернар часто
противился
излишней множественности образов и утверждал: «Не должно быть украшения, только 
пропорция».

Такое подчеркивание пропорции, гармонии и равновесия в архитектуре было ключом 
к странной магии готики. По мере ознакомления со взглядами Святого Бернара я 
понял, что именно в этом смысле он оказал наиболее глубокое влияние на проекты 
Шартрского и других соборов. Внедрение ряда примечательных технических новшеств 
при строительстве этих великолепных зданий вроде ребристых сводов, стрельчатых 
арок летящих контрфорсов позволило строителям использовать геометрическое 
совершенство — для выражения сложных религиозных идей. В самом деле, 
представляется, что архитектура и вера слились в готике двенадцатого столетия, 
создав новый синтез. Этот синтез был подытожен самим Святым Бернаром, когда он 
вопросил: «Что есть Бог?» — и ответил на собственный риторический вопрос 
удивительными словами: «Длина, ширина, высота и глубина».
Готическая архитектура, как я уже знал, родилась с началом строительства в 1134 
году северной башни Шартрского собора. Это, я знаю теперь, не было случайным. В 
годы, непосредственно предшествовавшие 1134-му, Бернар очень подружился с 
епископом Шартра Жоффреем и вдохновил его «с необычным энтузиазмом» на 
применение готической формулы, ведя при этом «почти ежедневные переговоры с 
самими строителями».
При всей занимательности этой информации ее великое значение для моих целей 
заключается в том факте, что «годы, непосредственно предшествовавшие 1134 году»,
 были также годами, непосредственно последовавшими за синодом в Труа, где 
Святой Бернар добился официального признания церковью ордена бедных рыцарей 
Христа и храма Соломона. Историки так и не смогли объяснить должным образом 
внезапное возникновение готической архитектуры во Франции 30-х годов 
двенадцатого столетия. Моя же ранняя догадка о том, что этому способствовали 
тамплиеры, приобретала теперь все большую достоверность. Пересматривая все 
собранные мною свидетельства, я испытал такое ощущение, будто тамплиеры 
действительно откопали на Храмовой горе какое-то хранилище древних знаний по 
строительному искусству и могли передать эти знания Святому Бернару в обмен на 
его поддержку.
Мало того, интерес тамплиеров к ковчегу завета и их связи с Вольфрамом и 
Шартром также довольно точно объясняли схожесть двух закодированных «карт», 
которые, как мне верилось, я сумел опознать (одна, изваянная из камня, — в 
северном портале собора и другая — зашифрованная в сюжете «Парсифаля»). Эти 
карты, похоже, подсказывали, что Эфиопия стала последним «домом покоя» Ковчега. 
Теперь у меня возник следующий вопрос: как могли тамплиеры прийти к выводу, что 
святая реликвия (которую они не сумели отыскать в течение семи лет раскопок в 
Иерусалиме) действительно была перевезена в Эфиопию? Что привело их к этой 
мысли?
Ответ, как я обнаружил, можно было найти в самом Иерусалиме, где эфиопский 
принц пребывал четверть века, прежде чем вернуться на родину в 1185 году, чтобы 
притязать на свое царство. Всего лишь десятилетие спустя Вольфрам приступил к 
написанию своего «Парсифаля» и началось сооружение северного портала Шартрского 
собора.




ЭФИОПСКИЙ ПРИНЦ В ИЕРУСАЛИМЕ


Принца, проведшего столько времени в изгнании в Иерусалиме, звали Лалибела. Я 
заинтересовался им из-за «письма Престера Джона», упомянутого в предыдущей 
главе. Письмо было написано в 1165 году, а в 1177 году, как мне было известно, 
папа Александр III написал ответ «Престеру Джону» на требования «эмиссаров 
Престера» предоставить алтарь и часовню в церкви Гроба Господня в Иерусалиме. 
Согласно Британской энциклопедии, «единственным реальным лицом», которому могло 
быть направлено письмо папы, был царь Эфиопии. Я, естественно, задался вопросом,
 какой царь восседал на эфиопском престоле в 1177 году. Исследуя этот вопрос, я 
обнаружил, что его звали Харбай и что уступка была сделана не ему, а, скорее, 
его преемнику Лалибеле.
Ни Харбай, ни Лалибела не принадлежали к ветвям династии монархов, 
предположительно бравшей начало от царя Соломона и царицы Савской через 
Менелика I. Оба они принадлежали к династии узурпатора, известного как Загве, 
которая правила Эфиопией примерно с 1030 по 1270 год, когда Соломониды 
вернулись наконец на трон.
Весьма мало известно о том периоде эфиопской истории. Мне удалось подтвердить 
вся же, что линия Соломонидов была прервана приблизительно в 980 году и что 
государственный переворот был совершен вождем одного племени, женщиной по имени 
Гудит, которая обратилась в иудаизм и которая руководствовалась прежде всего 
желанием уничтожить христианскую религию. Как бы то ни было, она атаковала 
Аксум, сровняла с землей большую часть древнего города и сумела умертвить 
императора, ведущего свою родословную от царя Соломона. Были убиты и два принца,
 а третий спасся в провинции Шоа далеко на юге, где он женился и обзавелся 
детьми, обеспечив тем самым выживание древней династии.
Гулит была вождем большого объединения племен, известного под названием «агав»,