побывал уже в городе, ибо за ним следовал благообразный бородатый старик в 
ниспадающей свободными складками одежде.
— Это мой отец, — объяснил представитель НФОТ и любезно познакомил нас. — Он 
священник в церкви Святой Марии Сионской. Я сообщил ему о вашем интересе к 
ковчегу завета, и он пожелал встретиться с вами.




И ЧЕСТЬ, И БРЕМЯ


Я, разумеется, рассказывал Хагосу о своем поиске несколько раз за время нашего 
долгого путешествия из Хартума, поскольку еще перед отъездом узнал, что он 
родом из Аксума, но мне и в голову не приходило, что он как-то связан с 
церковью, не говоря уж о том, что его отец — священник. Если бы я это знал, то, 
возможно, был бы более сдержанным в своих высказываниях, а возможно, и нет. 
Хагос понравился мне с самого начала, и не хотелось ничего скрывать от него.
Таким образом, я лишился фактора внезапности — и не из-за чьих-либо проделок 
или интриг, а по чистой случайности. Поэтому я решил, что нет смысла скрывать 
свои намерения и действовать методами «плаща и кинжала». Лучше выложить все 
карты на стол и смириться с последствиями, будь они позитивными или негативными.

У нас состоялся долгий разговор с отцом Хагоса, заинтригованным, похоже, тем, 
что иностранец проделал такой долгий путь в надежде увидеть ковчег завета.

— Так увижу я его? — спросил я. — Во время церемоний
Тимката?
На них выносят подлинный ковчег или копию?

Хагос перевел мои вопросы. Наступило напряженное молчание, которое нарушил 
старый священник:
— Я не уполномочен говорить по таким вопросам. Вам следует побеседовать с моим 
начальством.
— Но ответ вам известен? Или нет?
— Я не уполномочен говорить. Это не входит в мои обязанности.
— В чьи же обязанности это входит?
— Прежде всего вам следует встретиться с Небураэдом — самым старшим из 
аксумских священников. Без его благословения вам ничего не удастся добиться. 
Если он даст разрешение, тогда вы сможете поговорить с хранителем ковчега…
— Я бывал здесь раньше, — прервал я его, — в 1983 году, и познакомился тогда с 
хранителем. Он еще жив, не знаете? Или его уже кто-то сменил?
— Тот, о ком вы говорите, к сожалению, умер. Он был очень стар. Он назвал 
своего преемника, который и сейчас на этом посту.
— И он постоянно находится в приделе, где хранится ковчег?

— Такова его обязанность — никогда
не
оставлять ковчег. Знаете ли вы, что его предшественник, тот, с которым вы 
познакомились, попытался убежать, узнав о своем назначении?

— Нет, — ответил я. — Я этого не знал.
— Да, он бежал из Аксума в горы. За ним послали других монахов. Когда его 
привели, он все еще хотел убежать. Пришлось держать его в приделе на цепи много 
месяцев, пока он не смирился наконец со своей судьбой.
— На цепи, вы сказали?
— Да, на цепи внутри придела.
— Меня это удивляет.
— Почему?
— Потому что выходит, что он действительно не желал этой должности. Я-то 
полагал, что быть хранителем ковчега — это большая честь.
— Честь? Да, конечно. Но это еще и тяжкое бремя. После занятия поста избранный 
монах уже не знает жизни без ковчега. Он живет только, чтобы обслуживать его, 
зажигать фимиам вокруг него, постоянно находиться перед ним.

— А что происходит, когда ковчег выносят из часовни, например, во время
Тимката?
Хранитель сопровождает его?

— Он обязан находиться рядом с ним в любое время. Но об этом вам лучше 
поговорить с другими. Я не уполномочен…
Я. задал еще несколько вопросов о ковчеге, но на все старик отвечал одинаково: 
такие вопросы не входят в его компетенцию, он не может ничего сказать, мне 
следует говорить со старшими. И все же он сообщил мне одну интересную 
подробность: незадолго до захвата Аксума НФОТом в город явились 
правительственные чиновники и попытались изъять реликвию.
— Каким образом? — поинтересовался я. — В смысле, что именно они сделали? 
Попытались войти в придел?
— Не сразу. Они старались убедить нас, что ковчег должен быть увезен в 
Аддис-Абебу. Говорили, что скоро здесь будут бои и что там он будет в большей