Важным моментом — имевшим большой вес при даровании официального признания в 
70-е годы — был тот факт, что общественное и религиозное поведение фалаша четко 
и недвусмысленно согласуется с учениями Торы (Ветхий Завет). Больше того,
в рамках Торы,
как и следовало ожидать от доталмудистских евреев с действительно древними 
религиозными верованиями, они более всего почитали Пятикнижие (то есть пять 
книг, написанных — по мнению православных — самим Моисеем, а именно: Бытие, 
исход. Левит, Числа и Второзаконие).


«Фундаментализм» в рамках фалашской религии символизируется строгим соблюдением 
запретов в питании, перечисленных в Книгах Левит и Второзаконие и отказом есть 
любое животное — «чистое» или «нечистое», — убитое неевреем. Также признается, 
что они тщательно соблюдают Моисеевы законы чистоты и непорочности. Особые 
хижины, к примеру, ставились отдельно для тех членов общины, которые пребывали 
во временном состоянии нечистоты, — скажем, для менструирующих женщин, которых 
отделяли на семь дней в полном соответствии с предписанием Левита
62
.


Фалашские ритуалы обрезания
(гезрат)
также традиционны и проводятся на восьмой день после рождения мальчика, как и 
предписано в Пятикнижии
63
. Таким же строго праведным является их поведение в день отдохновения, когда 
все очаги тушатся до захода солнца в пятницу, в саму субботу не ведутся никакие 
работы, не берется вода, не разжигается огонь, не варится кофе и разрешается 
только потребление холодной еды и питья.

Я был в курсе всего этого во время моего пребывания в Гондэре в январе 1990 
года и посещения ряда фалашских поселений. Я стремился вступить в контакт с 
религиозными лидерами, которым намеревался задать ряд конкретных вопросов. 
Из-за массовой эмиграции эфиопскихевреев в Израиль это было не так просто: 
многие дома стояли брошенные, лишенные всего движимого имущества, с незапертыми 
дверями, покинутые жителями. И тем не менее милях в двадцати от Гондэра я нашел 
одну деревню, все еще, казалось, живой, называлась она Анбобер, ее дома были 
разбросаны по крутому склону горы, а население почти исключительно состояло из 
женщин и детей, поскольку большинство мужчин уже отбыли в Израиль.

У фалаша нет ни синагог, ни раввинов; их места богослужения называются
«месгид»,
а их религиозные руководители —
«кахенат»
(в единственном числе
«кахен»,
что означает священник, «жрец»). Вместе с моим переводчиком Легессе Деста мы 
шли по деревне, сопровождаемые быстро растущей ватагой озорных детей. Мы 
направлялись к
месгиду,
опознаваемому по звезде Давида на крыше, где я очень надеялся встретить
кахена.


На этот раз меня не ждало разочарование: внутри бедно обставленного помещения 
за грубо сколоченным деревянным столом сидел худощавый старик, углубившийся в 
изучение Торы (красиво написанной на языке геэз на страницах из дубленой 
овечьей кожи). Легессе объяснил, зачем мы приехали, и спросил священника, не 
согласится ли он ответить на мои вопросы. После долгого обсуждения он дал 
согласие и назвался Соломоном Алему. Ему было, по его словам, семьдесят восемь 
лет, и почти тридцать лет он был
кахеном
Анбобера.

Следующие два часа мы обсуждали различные аспекты фалашской веры и ритуала. Все 
ответы Соломона подтвердили часто ветхозаветный характер религии и 
согласовывались со многим, что я уже узнал в ходе своего исследования. Особенно 
усердно я расспрашивал о приношении животных в жертву, пытаясь установить, 
почему его народ продолжал это делать, в то время как повсеместно евреи 
отказались от него еще две тысячи лет назад.
— Мы верим, — ответил Соломон с большой убежденностью, — что Бог на своем троне 
наблюдает эти обряды и доволен ими.

Соломон мог и не знать, как близко его простое утверждение к тому стиху в Книге 
Левит, в котором описывается сожжение жертвы как «благоухание, приятное 
Господу»
64
. Соломон определенно казался мудрым и образованным человеком. Когда я сказал