огда он быстро переутомился бы. На высоте девяти 
тысяч метров летчик, даже вполне здоровый, без кислородной маски сможет 
управлять самолетом всего около двух минут, а затем потеряет сознание. На 
высотах более девяти тысяч метров летчик без кислородного питания теряет 
сознание через несколько секунд.
 На высоте от двенадцати до пятнадцати тысяч метров давление так мало, что 
летчик должен дышать кислородом под избыточным давлением, которое обеспечит 
поступление в легкие достаточного количества кислорода. Дыхание под избыточным 
давлением называют обратным дыханием. На больших высотах кислород не вдыхается 
летчиком, а под давлением нагнетается из баллона в его легкие. Чтобы избавиться 
от использованного воздуха, летчик должен с силой выдыхать его. Таким образом, 
основная задача летчика — не вдыхать, а выдыхать. Это и есть обратное дыхание.
 На высотах от пятнадцати до девятнадцати тысяч метров, где давление воздуха 
близко к вакууму, требуются специальные высотные костюмы. Если герметизация 
кабины нарушена, то без такого костюма кровь человека начинает закипать, слюна 
во рту пенится, усиливается испарение жидкости под наружным покровом тела, 
увеличивается кровяное давление, что может привести к взрыву ткани организма, 
подобно взрыву воздушного шара. Возможен и взрыв кишечника.
 К концу сеанса я был убежден в целесообразности высотного костюма. От меня 
никто не услышит никаких возражений!
 Примерку костюмов мы наметили на утро следующего дня. В семь тридцать мы уже 
были в полуподвале и надевали снаряжение под бдительным оком капитана Махони. 
Сначала примерили шлем — большой металлический шар с толстым изогнутым лицевым 
щитком. Кислородный шланг, как длинный хобот, висел прямо на уровне рта. Шею 
облегала наполненная воздухом камера, герметизирующая шлем так, чтобы он не 
срывался с головы, когда надувался высотный костюм.
 Махони предупредил меня:
 — Будьте готовы… он плотно зажмет вас, и воздух независимо от вашего желания 
поступит в нос и рот. Позвольте ему войти в рот, сосчитайте до пяти и выдуйте 
обратно. Не старайтесь, чтобы внутрь поступало больше воздуха. Шлем все это 
сделает за вас.
 Махони заставил меня учиться обратному дыханию в одном только шлеме.
 Внутри шлема было создано огромное давление. Казалось, будто шар заполнен 
водой, с силой прорывающейся в мои легкие. Считая до пяти, я языком преграждал 
кислороду путь в горло, а затем с большим трудом выдувал воздух из легких в 
шлем. Ощущение, которое я испытывал при этом, напоминало удушье. Потребуется 
усиленная тренировка, чтобы свободно чувствовать себя в этом шлеме.
 После пятиминутной тренировки в шлеме Махони принес остальную часть учебного 
костюма. Там была своя, отдельная система подачи кислорода. Чтобы засунуть меня 
в этот тесный колбасообразный футляр, капитану и его двум помощникам 
потребовалось сорок пять минут. Когда высотный костюм надут, в нем чувствуешь 
себя так же удобно, как в хорошо подогнанном нательном белье. Прежде чем 
разрешить мне испытать снаряжение в барокамере, в условиях реального понижения 
давления, костюмные камеры постепенно, с перерывами накачали вручную.
 — А сейчас, Билл, позвольте костюму дышать за вас. Не сопротивляйтесь ему. Как 
только вы доверитесь костюму, у вас все пойдет на лад.
 Тысяча один, тысяча два, тысяча три, тысяча четыре, тысяча пять… Я выдыхал 
воздух и позволял ему под давлением надувать мне легкие, словно через воздушный 
шланг. Накачанный костюм натягивался, сжимая меня, как в тисках. А Махони, 
постепенно передвигая на приборной доске различные рукоятки, управлял костюмом. 
Теперь, когда пришлось приспосабливаться к нагрузке на грудную клетку, 
выжимавшей из меня воздух, дышать стало труднее. Пятнадцать минут я сидел в 
кресле, выдерживая сжатие и добиваясь поступления кислорода в кровеносную 
систему. Я сидел в кресле, и руки толстыми дугами свисали вниз. Врач 
периодически заставлял меня считать вслух, чтобы видеть, как я себя чувствую.
 После четырехдневной отработки обратного дыхания я достаточно подготовился для 
тренировки в камере.
 Костюм оставался в ненакачанном состоянии до тех пор, пока давление в 
барокамере соответствовало высоте меньше двенадцати с половиной тысяч метров. 
Давление в камере уменьшалось постепенно, и по мере его уменьшения врачи 
вручную нагнетали воздух в шлем и костюм, чтобы я привыкал к энергичному сжатию 
костюма. Но на самом деле при нарушении герметизации кабины давление в костюме 
обрушивается на летчика сразу. Тщательно проинструктировав меня об особенностях 
барокамеры и научив действовать рукоятками для достижения в костюме того 
давления, которое устанавливается в барокамере, врачи оставили меня одного. 
Теперь я должен был сам управляться с высотным костюмом. За мной наблюдали 
через иллюминаторы и через громкоговоритель, висевший перед моим креслом, 
задавали вопросы, на которые я должен был отвечать.


* * *

 Настал день, когда программа обучения была выполнена. Пора было в последний 
раз испытать костюм и летчика. Чтобы имитировать внезапное нарушение 
герметизации кабины на большой высоте, давление в камере хотели мгновенно 
уменьшить с давления на высоте 11 500 метров до давления на высоте 21 500 
метров. Предполагалось, что при таком резком падении давления костюм должен 
сработать автоматически, предохранив меня от тяжелых последствий.