Три врача наблюдали, как меня втискивают в костюм, и задавали вопросы, желая 
убедиться, что я усвоил все необходимые манипуляции. Они выслушали мое сердце, 
проверили пульс. Вблизи главного входа в большую барокамеру находился стол с 
холодно поблескивавшими металлическими и стеклянными медицинскими инструментами 
и приборами. Были приняты все меры предосторожности — год назад здесь во время 
испытаний погиб человек.
 В день нашего экзамена для наблюдения за испытанием, связанным с внезапным 
сбросом давления, у барокамеры собралось много людей, которых я ни разу не 
видел во время своего двухнедельного обучения. Даже в костюме, тщательно 
пригнанном по мне, я с трудом держался прямо. Слегка сгибаясь и поддерживая 
тяжелый шлем, я вошел в барокамеру. Так как шлем имел самостоятельную систему 
питания, то для больших высот под ним заранее создавалось давление, которое 
оставалось таким, каким оно должно было быть в фактическом полете. В течение 
всего подъема на высоту дыхание шло под давлением. Теперь обратное дыхание 
давалось мне гораздо легче, чем две недели назад. И все-таки дышать было тяжело,
 хотя теперь я задерживал воздух и выдыхал его автоматически. Считать меня 
больше не заставляли.
 Все было в порядке. Толстая стена с круглым отверстием посредине, тщательно 
герметизированным пластмассовой мембраной, разделяла барокамеру на две части. В 
той части, где нахожусь я, давление будет доведено до величины, соответствующей 
высоте 11500 метров. Давление по другую сторону перегородки, в большей части 
камеры, уменьшат до давления, соответствующего высоте 27 000 метров. По сигналу 
Махони будет включен специальный механизм, который разрушит мембрану, и 
разреженный воздух из моего отсека устремится в камеру большего разрежения. Это 
и будет имитировать внезапную разгерметизацию кабины в полете на высоте 21 500 
метров.


* * *

 Махони обращается ко мне:
 — Билл, вы готовы?
 Я киваю головой.
 — Нет, отвечайте словами.
 — Да, я готов.
 Я взял с собой в барокамеру номер журнала «Ридерс Дайджест» — операция 
продлится, вероятно, больше часа. Большие насосы, установленные рядом с 
барокамерой, медленно откачивают воздух. Через громкоговоритель, установленный 
внутри барокамеры, я слышу настойчивый голос Махони:
 — Все готовы?
 Все были готовы.
 — О'кэй, Билл, вы поднимаетесь на высоту 11500, — говорит капитан и опять 
выкрикивает: — Главная камера поднимается вверх.
 Привод насоса гудит, заставляя барокамеру вибрировать. Сильный шум заполняет 
шлем — это неестественно громкий звук моего дыхания. Словно человек, 
сопротивляющийся на операционном столе действию эфира, я упорно добиваюсь 
постоянного притока кислорода в свои легкие. Ослепительный свет сверкает на 
страницах журнала, который я читаю. Это оптимистический рассказ о старушке, 
которая осталась одна в огромном мире и добилась высокого положения, преодолев 
бесчисленные трудности. Старушка открыла завод по консервированию слив и 
получила немалую прибыль. Что ж, очень мило. В камере тихо, тишину нарушают 
только мое дыхание и гудение насосов.
 — Эй, Бриджмэн, считайте…
 Махони и другие работники лаборатории, находящиеся у смотровых иллюминаторов, 
хотят убедиться, что у меня все благополучно.
 — Один, два, три, четыре, пять, шесть… Хватит?
 На второй год старушка получила двести тысяч долларов чистой прибыли. У 
смотровых иллюминаторов одни лица сменяются другими. Прошло сорок пять минут.
 — Бриджмэн, посчитайте, пожалуйста.
 Я считаю между вздохами. Трудно говорить и дышать в обратном порядке, и я 
теряю строку, на которой остановился…
 Махони в последний раз обращается ко всем:
 — Все готовы?
 Наступает решительный момент. Для сброса давления все готово.
 Лица у смотровых иллюминаторов передвигаются вокруг барокамеры, как рыбы в 
аквариуме. Я перестал читать. То, что произойдет сейчас, может произойти в 
«Скайрокете» на высоте 21 500 метров, если в кабине появится утечка. Вдруг я 
обнаруживаю, что сопротивляюсь поступлению воздуха под шлем. Но вот опять все 
приходит в норму, и я считаю, чтобы восстановить цикл: тысяча один, тысяча два, 
тысяча три, тысяча четыре, тысяча пять… Снова выдох, пусть поток воздуха 
проникнет в легкие. Достаточно! Я перекрываю языком струю воздуха, рвущегося в 
мою гортань. Теперь все идет как следует.
 Щелчок! Механизм сработал, и рядом со мной падает груз, заставляя заостренный 
металлический рычаг разорвать мембрану. Перемычка разрушена! Устремившийся в 
другую камеру воздух превращается в туман, и костюм вокруг моего тела 
стягивается, как кольца удава, набросившегося на свою жертву. Костюм работает! 
Кажется, что на тело и голову давят тонны воды. Теперь труднее управлять 
принудительным дыханием. Я снова начинаю считать. Перед входом в барокамеру мне 
сказали, что нужно проделать движения, имитирующие управление «Скайрокетом». 
О'кэй! Я двигаю пальцами, руками и ногами. Вот я дотягиваюсь до воображаемой 
ручки управления самолетом и делаю вид, что двигаю ею. Люди внимательно 
наблюдают за мной через иллюминаторы. Мне было неудобно, стыдно сидеть перед 
ними в этом смешном костюме и, задыхаясь, управлять невидимыми рычагами. Прошло 
пять минут.
 — О'кэй! — говорит мне Махони. — Сейчас начнем возвращаться вниз.
 Еще пятнадцать минут в этих тисках — и все будет кончено. Медленно тянутся эти 
пятнадцать минут. Наконец Махони объявляет, что обучение закончено.
 — Все в порядке, Билл, можете стравить давление в костюме до высоты 11 500 
метров.
 Я нажимаю клапан на боку, и костюм освобождает меня из своих железных объятий. 
Через пятнадцать минут я опущусь на высоту три тысячи метров, сниму с головы 
стальной шлем и опять начну нормально дышать.


* * *

 В десять часов душного, жаркого огайского утра операция закончилась, и я, 
основательно измученный, возвращался в свою гостиницу. Первый шаг в область 
неведомого совершен