же 
не один раз поднимался с постели холодным, сумеречным утром и следовал за 
мрачной, неторопливой процессией через широкое дно высохшего озера, чтобы 
присутствовать при ракетных полетах Джина Мея. С нескрываемо тревожными лицами 
люди работали вокруг испускающего пар самолета: обслуживали белые от инея 
шланги, наполняли баки легковоспламеняющимся топливом. Каждый из двенадцати 
человек энергично, тщательно выполнял свою часть подготовки к полету, чтобы 
из-за него не отказал тот или иной механизм и чтобы не был отменен полет. Они 
искали неисправности и в то же время надеялись, что их не окажется.
 Подготовка к полету шла в бешеном темпе. Ни для регулировки, ни для 
осуществления предложений, возникающих в последнюю минуту, не было времени. Все 
действовали быстро и продуманно, забыв о болтовне и перекурах. В таких 
напряженных условиях трудно ко всему подходить спокойно, но каждый член бригады 
механиков был специалистом своего дела и отлично выполнял его. Мне бы хотелось 
знать свое дело так же хорошо.
 Автомобиль с радиоустановкой прибыл на место. «Скайрокет» с протянутыми по 
сторонам шлангами, огромный трейлер, красная пожарная машина и санитарный 
автомобиль, сновавшие вокруг самолета люди в необычных костюмах из пластмассы, 
вырывающиеся со свистом газы, — словом, мучительно тяжелая атмосфера 
автомобильной катастрофы. Я вышел из автомашины и, застегивая на ходу пряжки 
подвесной системы парашюта, направился к самолету. Бриггс помог мне справиться 
с защитным шлемом и кислородным снаряжением, и я по стремянке взобрался в 
«Скайрокет».
 В кабине я перетасовал летные бланки и оставил сверху карточку с надписью: 
«Взлет с помощью жидкостно-реактивного двигателя». Свой план полета я положил 
на пол кабины. Это была подробная схема траектории полета: взлет, затем 
горизонтальный полет с помощью ракетного двигателя, посадка. Вдоль траектории 
полета я нанес пометки, напоминающие о необходимости проверять скорость набора 
высоты, показания расходомера и термометров, включение и выключение тумблера 
управления испытательной аппаратурой на соответствующих высотах и в 
соответствующих положениях. Это была своего рода шпаргалка. Я не мог рисковать, 
надеясь, что запомню все детали полета.
 С этой минуты от каждого движения зависело многое. Приготовления заканчивались,
 и заключенный в «Скайрокете» колоссальный запас энергии искал выхода. Находясь 
на земле, самолет испускает свою энергию в виде клубов пара. При любом другом 
полете момент взлета можно отложить, что-либо переделать по требованию летчика, 
еще и еще раз убедиться, что все в порядке. Но здесь все иначе — оттягивать 
взлет не позволяют четыре камеры ЖРД, рвущиеся в полет, и все приходится делать 
быстро, не мешкая.
 Я бегло осмотрел кабину и, так как дул холодный ветер, подал команду закрыть 
фонарь. Кардер знаками спросил меня, готов ли я для вызова сопровождающего 
самолета. Я утвердительно кивнул. Сопровождающий самолет взлетел, а я подал 
знак подключить аэродромное питание и запустил ТРД, который негромко завыл, как 
пила, разгрызающая толстое бревно. Низко над озером в нашу сторону летел 
сопровождающий самолет. Игер! F-86 проделал над нами замедленную бочку, а затем 
такой же медленный грациозный иммельман.
 — О'кэй, зажигай свою горелку и взлетай, — проник в мои наушники спокойный, 
медлительный южновиргинский говор. Какой резкий контраст с напряжением и 
спешкой около «Скайрокета»! Но острота Игера неприятно задела меня. Теперь 
события будут развертываться с калейдоскопической быстротой.
 По радио я обратился к механикам:
 — Готовы ли создать давление?
 Суетившиеся люди, исчезнувшие из поля моего зрения, после того как я сел в 
кабину, снова появились сбоку от самолета. Почему они не отвечают? Я повторил:
 — Готовы ли создать давление?
 Молчание, и наконец:
 — Есть создать давление…
 Команда повторялась по цепочке: «Есть создать давление… Есть создать давление… 
Есть создать давление». Суета усилилась, и все больше фигур появлялось и 
исчезало в смотровой щели на уровне моего плеча.
 — О'кэй… Создаю давление. — Я со щелчком поставил кран в нужное положение, и 
сжатые до сих пор газы ринулись с быстротой молнии в топливные баки. Кардер 
запросил показания приборов. Стрелки на трех манометрах показывали 30, 60, 450.
 Я готов к заливке двигателя. Спрашиваю:
 — Можно приступить к заливке?
 — Приступайте…
 Наступил самый ответственный момент. Теперь я смогу проверить, достаточно 
хорошо ли знакома мне инструкция. В моем распоряжении десять секунд.
 — Заливаю!
 Теперь нельзя думать ни о чем, кроме движений, которые я должен стремительно 
проделать. Одновременно с включением тумблера заливки двигателя я пустил 
секундомер, прикрепленный к наколенному планшету. Это был порядок действий, в 
выполнении которого я тренировался десять дней подряд. В моем распоряжении 
ровно десять секунд. За это время я должен залить систему ракетного двигателя, 
перевести турбореактивный двигатель с малых оборотов на полные, проверить 
показания всех термометров и манометров. Всего десять секунд! Затем нужно 
сделать шестидесятисекундную разбежку по взлетной дорожке и зажечь две камеры 
ЖРД.
 Пора действовать! Поднимаю большие пальцы обеих рук вверх и в стороны: «Убрать 
колодки!» — две головы исчезают под брюхом самолета: