те на F-80, у 
вас возникнет миллион вопросов.
 Мей рассматривал меня с сомнением — точно так же, как Кардер. Мне показалось, 
что оба они смирились с моим неизбежным назначением и решили, что сначала я 
должен полетать на одном из военных самолетов F-80. Мне дали руководство по 
этому реактивному самолету и отвели комнату в офицерском доме в нескольких 
кварталах от ангара Дугласа. На этом первое знакомство с Кардером и Меем 
закончилось. В ангаре недалеко от кабинета Кардера стоял покинутый всеми 
«Скайрокет». В другом конце здания через охраняемые сержантом двери один за 
другим проходили механики, начинавшие работу с четырех часов.
 Самолет одиноко стоял в большом мрачном ангаре. На нем не было ни ручек, ни 
ступеней, по которым можно было бы легко забраться в кабину. Правда, рядом с 
белым полированным фюзеляжем стояла передвижная стремянка. Я влез в кабину 
самолета, протянул ноги вперед по обеим сторонам ручки управления. В кабине 
тесно, как в гробу. Я сидел на плоской подушке, опираясь на спинку сиденья. Оно 
находилось в самом носу машины, сразу же за мечеобразным острием, стремительно 
пронзающим сумрак ангара. По обе стороны от меня находились боковые панели 
приборной доски. Да, в такой тесной кабине мне еще не приходилось сидеть. На 
глубоко установленной приборной доске аккуратными рядами разместились 
неизвестные мне приборы. Из знакомых приборов я не нашел почти ни одного. Среди 
блестящих круглых шкал были указатели температуры в реактивной трубе и 
манометры жидкостно-реактивного двигателя. Из центра приборной доски на меня 
глядел глаз, привлекавший к себе больше внимания, чем все другие. Это был 
маметр. Шкала маметра показывает, какова скорость по сравнению со скоростью 
звука. Примерно через месяц я уже буду видеть, как стрелка двинется от нуля, 
где она стоит сейчас, к цифрам 0,7; 0,8; 0,9; 0,95 и, наконец, к 1,0. Шкала 
маметра на этом честолюбивом самолете доходила до М = 2, то есть до удвоенной 
скорости звука. Слева от меня находился господствовавший над всем в кабине 
внушительный рычаг с холодной металлической головкой, которая легко уместилась 
в моей ладони. Это рычаг управления жидкостно-реактивным двигателем. Я потрогал 
его, но все равно он казался мне нереальным, даже его название звучало 
таинственно — рычаг управления ракетным двигателем! Под ним были аккуратно 
расположены в один ряд четыре маленьких безобидных тумблера, включающих камеры 
ЖРД: номер один, номер два, номер три и номер четыре. Четыре маленьких штифта, 
вызывающих четыре громоподобных взрыва. Кнопок, рычагов и выключателей было 
достаточно, чтобы бросить спокойную машину в сверхзвуковой полет. И эта 
чудо-машина создана колоссальным трудом инженеров и конструкторов.
 Возле самолета появился один из механиков, начавших работу с четырех часов дня.
 Он был поражен, что застал в кабине постороннего. Правда, ангар слишком хорошо 
охранялся, чтобы задавать вопросы. Я сам задал ему вопрос:
 — А как побыстрее выброситься из этой штуки? Он посмотрел вверх и, состроив 
гримасу, объяснил:
 — Нет ничего проще. Видите ручку под стеклом справа у ноги? Надо открыть 
дверцу и потянуть за эту ручку.
 — Так… А что дальше — тебя катапультирует из кабины?
 — Не совсем так. На этой машине отделяется вся носовая часть. Летчик падает в 
капсуле, пока не достигнет безопасной скорости и высоты, затем — видите вон тот 
рычаг, рядом с правым локтем? — тянет за него, перегородка отделяется, летчик 
выпадает из капсулы, и над ним раскрывается парашют. Пока этого еще никто не 
пробовал!


* * *

 Мне было грустно оттого, что я снова на военной базе, но не вхожу в ее 
гарнизон, не должен расписываться в списке офицерских дежурств, вывешенном в 
вестибюле офицерского дома, что я расхаживаю в спортивной рубашке. Жара, ангары,
 песок, занесенный сюда из пустыни, аэродром, загроможденный самолетами, — все 
как в южной части Тихого океана. Снова служба! По базе быстро пробегали одетые 
в выцветшие, цвета хаки рубашки молодые летчики, спеша укрыться от жары внутри 
служебных помещений с кондиционированным воздухом. Эти молодые люди жили здесь 
безвыездно. Когда-то через это прошел и я. Молодое поколение воспитывалось под 
бдительным надзором военных властей.
 Моя комната в офицерском доме, иронически прозванном «Шемрок» в честь 
роскошной гостиницы в Техасе, походила на камеру: длинная, тихая, за 
единственным окном — аппарат для кондиционирования воздуха. На кровати лежал 
хороший матрас, но пол был без ковра. Словно пытаясь чем-то компенсировать 
нежилой вид комнаты, в ней поставили большой белый холодильник. Роскошь смешная 
и неуместная! Эта комната должна была стать мне домом примерно на год. Теперь, 
в первые два — три месяца, я не смогу часто ездить к своей лачуге на пляже в 
Лос-Анжелосе. Если я действительно буду испытывать машину, которую видел в 
огромном ангаре фирмы Дуглас, то вряд ли у меня останется много свободного 
времени. Придется усиленно заниматься, расспрашивать, выведывать все что можно 
у человека, который знал ее лучше всех. Судя по первой встрече, поймать Мея 
будет трудновато — он не любит долго засиживаться на одном месте.
 Но сначала мне предстоит полетать на F-80. Это — необходимый подготовительный 
этап. До боли в глазах я читал в своей небольшой комнате руководство по 
самолету F-80 к его реактивному двигателю. Это был изнурительный труд, В 
третьем часу ночи я выключил лампу над своей кроватью. Мои мысли занимал 
самолет — такой же голубовато-белый, как и поблескивавший у стены холодильник. 
Я уснул.




 Глава VIII


 Ожидая разрешения военных властей на полеты на F-80, я стоял пока в стороне от 
слаженной организаци