оказалось не так-то просто. Девятнадцать раз пришлось менять курс. Пройденный 
воздушный путь представлял сплошные зигзаги.

Валерий Павлович и его товарищи сильно обеспокоились. Вынужденный обход циклона 
мог увести самолет далеко на север, изломы же пути вызывали потерю дальности по 
маршруту. А тут еще, как назло, поднялся сильный и порывистый встречный ветер.

– Ничего, справимся! – отрывисто сказал Валерий Павлович. Он сидел за штурвалом,
 упрямо сжав свои крупные характерные губы.

В штаб была передана очередная радиограмма:



«Все в порядке. Обходим циклон. Нахожусь широта 80° 10', долгота 79° 10'.

    Беляков».

В штабе перелета получали эти лаконичные, четкие донесения и между строк читали 
о трудной, напряженной борьбе.

С волнением следила за перелетом чкаловского экипажа вся наша огромная страна. 
Советские люди горячо желали победы Чкалову, Байдукову и Белякову, беспокоились 
за них, как за родных.

Мы, летчики, хорошо понимали, какой героический подвиг совершают наши товарищи. 
Сколько надо мастерства, выдержки, знаний и отваги, чтобы преодолеть такое 
огромное воздушное пространство!

Я только что вернулся в Москву из арктического полета, с Земли Франца-Иосифа. 
Погода не благоприятствовала полетам в высоких широтах, и мне пришлось, как 
говорится, хлебнуть горя, особенно над Баренцовым морем. Небо там неспокойное, 
негостеприимное. Полярные летчики справедливо недолюбливают этот район. Но нам 
во время полета в Арктике приходилось пересекать Баренцево море поперек – от 
Новой Земли к островам Земли Франца-Иосифа. Чкалов же и его товарищи летели от 
Мурманского побережья до острова Виктории, а этот путь над морем почти в три 
раза длиннее.

Узнав, что неспокойное море осталось позади и героический экипаж летит дальше 
по заданному маршруту, мы обрадовались за наших товарищей. Серьезное испытание 
выдержали они! Мой собственный полет на остров Рудольфа, который я прежде 
расценивал как серьезный и трудный, показался мне пустяковым по сравнению с 
воздушной трассой, Чкалова.

Все наши собственные дела, большие и малые, отступили на второй план. Мы 
всецело были заняты перелетом Чкалова. Еще и еще обсуждали маршрут, отмечали 
особенно опасные, по нашему мнению, места. Осаждали синоптика расспросами о 
прогнозах погоды.

Прогнозы были совсем неутешительные, но мы вспоминали Валерия Павловича таким, 
каким знали его всегда: жизнерадостным, спокойно-уверенным в своей силе, в 
своем мастерстве. Вспоминали, как Чкалов еще совсем молодым летчиком обычно 
искал наиболее сложных условий полета.

– Закалка у него замечательная. И смелости хоть отбавляй: на десятерых хватит. 
И мастер он первоклассный. Какие бы препятствия ни встретились ему на пути, он 
справится с ними, доведет самолет до цели. Тем более, что и товарищи у него 
подходящие, – говорили между собой летчики.

Мы были уверены в экипаже «NO-25» и все-таки не могли отделаться от чувства 
тревоги за дорогих друзей, жизнь которых в любую минуту могла оказаться в 
опасности. Полные этих, на первый взгляд, противоречивых чувств, мы продолжали 
жадно следить за перелетом.

Радиограмма, посланная в начале вторых суток полета, сообщала:



«Сворачиваем с маршрута и слепым полетом идем к бухте Тикси».


– Вот она, Арктика! – сказал Байдуков, принимая штурвал у Валерия Павловича.

Напряженная борьба с циклоном не прекращалась. Держать курс по магнитному 
компасу было совсем невозможно. Байдуков попытался пробиться вверх. Он достиг 
высоты 3700 метров, но сразу же был вынужден поспешно итти на снижение: на 
стеклах кабины и на лобовой части самолета появился ледяной налет.

На небольшой высоте ледяной налет исчез, но картина была попрежнему 
нерадостная: видимость плохая, плыли рваные облака, висела густая сетка дождя.