шли точно нос в нос.

Я сжал крепче ручку, готовясь отвалиться влево и вверх. Я вспомнил пространство 
смерти, когда никакие эволюции не спасают самолет, от столкновения, и выглянул 
влево. В тот же момент, чтобы перепрыгнуть через самолет Чкалова, я полез на 
петлю и в верхней ее точке сделал переворот. Получился классический иммельман. 
Спустя мгновение я потерял из виду Чкалова и быстро сел.

Механики с земли наблюдали наш бой на встречном курсе. Они рассказывали потом, 
что наши самолеты, подойдя друг другу в лоб, одновременно полезли вверх, идя 
вертикально. Все ближе и ближе сходились их колеса. Казалось, вот-вот они 
пожмут друг другу лапы…

Валерий сел через минуту после меня. Он был немного взволнован. Первым словом 
по моему адресу было:

– Дурак, так убьют тебя!

– По-моему, и ты не из умных, если лезешь на рожон! – сказал я. – Тебе нужно 
было ложиться в вираж!..

Валерий буркнул:

– У тебя такой же упорный характер, как и у меня. Мы с тобой обязательно 
столкнемся. Лучше ты, Байдук, сворачивай первый, а то так по глупости и 
гробанемся».


Чкалов понимал, что подобную тактику нельзя применять к своим, лучше оставить 
ее для будущих схваток с врагами. И все же он увлекался настолько, что ему 
трудно было остановиться во-время.


* * *

Работа в НИИ поглощала у Валерия много времени. Нередко приходилось летать и 
ночью. Ольга Эразмовна нетерпеливо ожидала прихода мужа. Днем она гуляла с 
сыном, читала ему сказки, играла с ним, и время проходило незаметно. В 8 часов 
вечера Ольга Эразмовна укладывала Игоря спать, и тогда ей становилось тоскливо. 
Она была коренная ленинградка и в Москве еще чувствовала себя одинокой, скучала 
по родному городу, по его широким, прямым, как стрела, проспектам и улицам.

Валерий сначала переехал в Москву один и жил у товарища. Семью он перевез лишь 
после того, как получил постоянный номер в гостинице.

Ему крепко полюбилось богатое многообразие московских площадей, улиц и 
переулков.

– Здесь целый век проживешь, и то не успеешь всю красоту разглядеть! – 
восхищенно говорил он.

Ему хотелось как можно скорее показать Ольге Эразмовне все, что он успел 
увидеть сам, и они часто совершали прогулки по городу.

Валерий с увлечением рассказывал жене:

– Иду я как-то этим переулком, тороплюсь, по сторонам не оглядываюсь. И вдруг 
вот этот домина так мне в глаза и бросился. Ты только посмотри, какая 
архитектура. Должно быть, большой художник его строил!..

В свой выходной день он приглашал жену на экскурсию по московским музеям. Еще 
тогда, когда Валерий жил один, он составил план таких экскурсий. Ему хотелось 
сначала осмотреть все достопримечательности великого города, а затем уже 
выбрать, что больше придется по душе, и бывать там почаще. Однако скоро он 
убедился, что не так-то просто сделать подобный выбор, – слишком много 
различных исторических и художественных сокровищ в столице нашей Родины – 
Москве! Все же особенно большое наслаждение доставляло ему посещение 
Третьяковской галереи и таких музеев, как Исторический, что на Красной площади.

В музеях и театрах Чкаловы обычно бывали вместе с семьей Анисимовых. Дружбу с 
Александром Анисимовым Валерий особенно оценил, когда у него случилось большое 
горе – умер Павел Григорьевич.

Старик Чкалов продолжал работать в затоне до тех пор, пока не свалился 
окончательно. Из писем Натальи Георгиевны Валерий знал о болезни отца, но очень 
надеялся на его могучий организм. Известие о смерти пришло неожиданно.

Валерий давно собирался съездить в Василёво, навестить родных, но не успел 
этого сделать. Теперь его мучила мысль, что он ничем не порадовал отца в 
последние дни его жизни. Тяжело было думать, что он больше никогда не увидит