Однако машина шла ровно. Выписывая красивые круги, самолёт скользил с такой 
невозмутимой плавностью, что казалось, если бы на крылья поставили по стакану с 
водой, она не расплескалась бы…

Чкалов осторожно посадил машину и сказал, словно угадывая мой немой вопрос:

– Человеку, надо доставить удовольствие, а не трепать его в воздухе, чтобы он 
на всю жизнь возненавидел воздух и проклинал лётчиков.

Весёлая и довольная, землячка подошла к нам:

– Спасибо тебе, Валерий. Летать вовсе не страшно. И уж так интересно сверху на 
всё смотреть…

Чкалов улыбался.

К землякам Валерий Павлович относился с особенным радушием. К нему часто 
приезжали гости из родного Василёва. Чкалову всегда хотелось, чтобы василёвцы 
увезли с собой самые лучшие воспоминания о Москве. Он водил их по музеям. Если 
трудно было достать билеты в Большой и Художественный театры, ездил сам, 
хлопотал, просил. Чкалов любил делать приятное людям, к которым относился с 
уважением.

Сосед его по квартире, народный артист СССР Б. Н. Ливанов, наблюдавший в 
домашней обстановке прославленного героя-лётчика, как-то сказал:

– Я часто думаю, чего в Чкалове больше – мужества или нежности?

В его маленькой квартире чуть ли не каждый вечер собирались друзья – лётчики, 
механики, журналисты, актёры.

Как-то придя к Чкалову, у которого, как всегда, было много народу, я сказал 
ему:

– Сколько у тебя друзей, Валерий! Небось покоя не дают?

Лётчик ответил стихами поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре»:

		Кто не ищет дружбы с ближним, тот себе заклятый враг.

Наша дружба началась в тот день, у самолёта «М-10-94». Покатав землячку, 
Валерий Павлович стал хвалить мой самолёт:

– Хорошая у тебя машина, можно сказать, с деликатным характером. Я это сразу 
почувствовал. Летать на ней одно удовольствие! И оборудовали вы её так, что 
хоть дуй на Северный полюс. Не сомневаюсь, что ты нормально долетишь на ней до 
Камчатки. Желаю удачи!




Пересадка на поезд


– Завтра слетаете последний раз в Ленинград – и вы свободны. Можете 
отправляться на Камчатку! – сказал командир отряда.

Я был счастлив. Кончалась наконец задержка с повторением неудавшегося перелёта. 
Обижаться, правда, на то, что изо дня в день откладывается этот дальний 
скоростной рейс, к которому всё давно было готово, не приходилось: «М-10-94» 
использовался для другого, очень нужного дела.

Двадцать шестого января 1934 года в Москве открылся очередной, Семнадцатый 
съезд партии. Во время его работы надо было во что бы то ни стало срочно 
доставлять в Ленинград и некоторые другие города матрицы «Правды». Выпуск 
газеты в эти дни задерживался. Отчёты о заседаниях поступали из Кремля в 
редакцию поздно. Матрицы в типографии не были готовы, когда из Москвы в 
Ленинград уходил последний поезд-экспресс «Красная стрела». Вся надежда поэтому 
была на самолёты. Но беда в том, что в Москве надуло огромные сугробы снега, 
взлетать можно только на лыжах, а в Ленинграде снега совершенно нет. На лыжах 
там не сядешь. Тут-то мой самолёт показал свои качества. В столице я поднимался 
на лыжах, а в Ленинграде сбрасывал в условленное место матрицы и без посадки 
возвращался в Москву. И так каждую ночь.

Вылетать из Москвы приходилось с таким расчётом, чтобы в Ленинград прийти на 
рассвете. В хорошую погоду летом быть в воздухе одно удовольствие, но зимой, в 
конце января, особенно в феврале, дуют частые метели. Через густые облака 
приходится пробиваться вверх. Самолёт ведёшь по приборам, не спуская с них глаз,
 а сам думаешь: скорей бы выбраться выше облаков. Там на тёмном небе горят