Я был рад каждому случаю повертеться подольше около самолёта. Машины 
притягивали меня к себе, как магнит. Я старался как можно больше «помогать» 
механику: наливал бензин в бак, подавал инструмент, придерживал крыло, когда он 
пробовал мотор, при посадке самолёта бежал навстречу, чтобы помочь лётчику 
подрулить на место стоянки.

Вскоре я прослыл таким любителем авиации, что мне (до сих пор не знаю, в шутку 
или всерьёз) дали звание: «наблюдатель правого крыла», – я должен был следить 
за чистотой правого крыла самолёта. И я по-настоящему гордился своей работой.

С какой любовью я чистил, мыл, вытирал крыло после каждого полёта и перед 
уходом в воздух! Я сам порой был не так чист, но «моё крыло» блистало как 
зеркало.

Меня часто похваливал старший механик Фёдор Иванович Грошев. Впоследствии он 
стал лучшим полярным авиамехаником и прославился своими полётами в Арктике с 
лётчиком Бабушкиным. Но и тогда уже он считался лучшим мотористом дивизиона. 
Небольшого роста, коренастый, с чёрными усиками, он никогда не сидел без дела, 
всё время возился у «Ильи Муромца».

Говорил Грошев так быстро, что сразу и не поймёшь:

– Присматривайся, Миша, присматривайся! Ты парень не из ленивых. Может, чему и 
научишься. Аэроплан у нас замечательный. Можно сказать, первейший в мире. Ни в 
одной стране нет такого чудо-богатыря.

Грошев был прав. В то время четырёхмоторные воздушные корабли, носившие имя 
героя древней русской былины, не имели себе равных. Их строил Русско-Балтийский 
завод в Петрограде по проекту русского инженера Игоря Сикорского. Этот великан 
развивал скорость до ста километров в час, поднимал десять пассажиров. 
Конструктор «Ильи Муромца» первым создал удобства для экипажа. Застеклённая 
кабина самолёта отапливалась. В войну «Илья Муромец» превратился в грозную 
летающую крепость. На нём было установлено три пулемёта: в хвосте, наверху и у 
нижнего люка. Он поднимал до двадцати пудов бомб. Кроме того, на вооружении 
«Муромца» были металлические стрелы. Падая с километровой высоты отвесно, с 
душераздирающим визгом, они пробивали насквозь всадника с конём. Почти в каждый 
боевой полёт «Муромец» брал с собой не менее пуда листовок. В гражданскую войну 
листовки были всё равно что пули и снаряды. Они адресовались солдатам белой 
армии и призывали их вступать в Красную Армию, рассказывали правду о Советской 
власти, о нашей борьбе, о преступных замыслах белогвардейцев и хищных 
иностранных захватчиков.

Всю гражданскую войну я провоевал в дивизионе тяжёлых воздушных кораблей «Илья 
Муромец». Сначала мы сражались в местах, где я родился. Недалеко от нашего 
города появился белый генерал Мамонтов. Со своими кавалерийскими полками он шёл 
на Тулу и Москву, Конные отряды быстро передвигались. Найти и разгромить их 
было лучше всего с воздуха. Красная авиация творила чудеса в борьбе с 
мамонтовцами.

Дважды вылетал наш командир на боевое задание. Но Мамонтов с превосходящими 
силами казаков усиленно наступал. Уничтожал всё, что попадало под руку; 
невинных людей расстреливал. Отряду приказано было отступать обратно в Липецк.

Мы то отступали, то наступали, выполняя боевые задания, пока Будённый под 
Воронежем не разгромил войска Мамонтова.

Дивизиону был дан приказ командующего Восточным фронтом перебазироваться в 
город Сарапул, что стоит на берегу реки Камы.




Помощник шофёра


По совету бортмеханика Фёдора Ивановича Трошева я присматривался к самолётам, 
но не смел и мечтать о том, чтобы стать когда-нибудь авиамехаником или лётчиком.
 Куда уж мне! Вот автомобиль – дело другое. Он по прочной земле бегает. И 
появилась у меня мысль стать шофёром. Спросил я раз Грошева, что нужно, чтобы 
стать шофёром.

– Учиться, трудиться, – ответил Фёдор Иванович. – Время-то теперь какое! Власть 
у нас Советская, народная! Все ворота открыты… Я поговорю о тебе с командирским 
шофёром Ляшенко.

Саше Ляшенко эта идея понравилась.

– Мой помощник переходит самостоятельно работать на грузовик. Я его так