образом устанавливают, какую нагрузку может нести самолёт, определяют запас 
прочности.

Самолёт уже почти готов. В огромном сборочном цехе вокруг него суетятся 
обойщики. Они обтягивают крылья полотном, покрывают их лаком. Обойщиков сменяют 
маляры. Низ самолёта красят голубым, под цвет неба, чтобы он не выделялся в 
полёте, когда посмотришь на него с земли. Верх самолёта – зелёный, цвет травы. 
Его не очень будет заметно с высоты, когда он стоит на аэродроме.




Экзамен на пятёрку


Последнюю неделю августа тысяча девятьсот двадцать девятого года, перед тем как 
самолёт выкатили из цеха на зелёное поле, Бухольц сутками не уходил от него. 
Вместе со специалистами лётчик-испытатель внимательно проверял действие каждого 
прибора, каждого механизма. Ещё на земле он сроднился с новой машиной, изучил 
её особенности и в какой-то мере представлял, как она будет вести себя в 
воздухе. Но у каждого самолёта есть свой неповторимый «характер», узнать 
который можно лишь в полёте, и не в одном…

Изучение «характера» началось, как обычно, с наземных пробежек.

– От винта! – дал команду Бухольц.

И зарокотал мотор. Самолёт со средней скоростью автомобиля зарулил по аэродрому.
 Постепенно лётчик прибавлял газ, и новая машина уже мчалась по взлётной 
дорожке со скоростью отрыва от земли. Всем, кто находился на аэродроме, 
казалось, что вот-вот её колёса отделятся от лётного поля и она взмоет в воздух,
 но лётчик, разогнав самолёт, сбавлял обороты моторов.

Потом начались подскоки. Самолёт отделялся от земли и шёл на высоте двух-трёх 
метров. Полёт продолжался считанные секунды, во время которых надо было 
испытателю оценить управляемость машины, её устойчивость в воздухе.

Кажется, всё в порядке. Можно совершить прыжок в небо. Каждый первый полёт 
опытной машины является рискованным и дерзким.

– Думаю завтра подняться! – сказал лётчик главному конструктору, не уходившему 
с аэродрома.

– Благословляю! – согласился Поликарпов.

О предстоящем полёте в ОКБ и на заводе узнали все. Начальство распорядилось о 
том, чтобы в десять утра цеха на время прекратили работу. Собственно говоря, 
это было излишним – всё равно станки уже были выключены, в просторных заводских 
помещениях воцарилась тишина. Все – от уборщицы до главного конструктора – 
направились на аэродром по соседству. Шли быстрым шагом, перекидываясь шутками, 
весело, как на празднике. Это и был дли них праздник. Шутка ли сказать, сейчас 
поднимется в воздух самолёт! Разве «крещение» первенца – не праздник?

Наступила долгожданная минута.

– Разрешите взлёт? – спокойно спросил Бухольц.

– Взлёт разрешаю! – с трудом сдерживая волнение, ответил Поликарпов.

Сначала на средних оборотах заурчал мотор, а потом взревел на полном газу. 
Самолёт вздрогнул и покатился по аэродрому. Бухольц несколько минут порулил, 
потом, поставив машину в начале взлётной полосы, прибавил газу. Самолёт 
помчался вперёд. Всё стремительней и неудержимей был его разбег. И, наконец, 
колёса легко оторвались от земли и «первенец» стал набирать высоту.

– Летит, летит, и мои рейки летят! – восторженно крикнул паренёк – ученик 
краснодеревщика, сорвал с головы лётную фуражку, которую он носил «для форса», 
и бросил вверх.

В воздух взметнулись кепки и косынки. Прогремело «ура».

Первый круг над аэродромом лётчик сделал на высоте ста метров. При втором – 
взял повыше. Третий совершил на полукилометровой высоте.

И наконец, счастливый Бухольц плавно приземлил самолёт на взлётно-посадочной 
полосе. Его встретили аплодисментами.

Первым добежал до самолёта Поликарпов и обнял лётчика:

– Ну, как?