Александровске одного пассажира и перебросить его в Николаевск-на-Амуре. Там 
предполагалось «переобуть» машину, сменить лыжи на колоса.

Медлить буквально нельзя было ни часу. Высокое солнце так пригревало, что 
вокруг «аэродрома» появились предательские трещины. Снег почернел, покрылся 
твёрдой коркой. Мысль о том, удастся ли сесть на лыжах в Александровске, а 
затем в Николаевске, тревожила лётчика. Рано утром он пошёл на аэродром, не 
разбудив Петьку, жившего по соседству.

Но что это? Около самолёта уже стоят нарты и лежат собаки. Неужели Петька здесь,
 и почему он не зашёл за «своим» лётчиком? Нет, это не Петька! У того всего три 
собаки, и все они белые, а в этой упряжке пять разномастных псов.

Когда лётчик подходил к самолёту, навстречу ему шагнул старый сторож, 
охранявший машину, и черноглазый смуглый мальчик в кухлянке из оленьего меха.

– Что это за посторонние на аэродроме? – с притворной строгостью спросил лётчик.


– Это не посторонние, это – приятель Петьки, – поняв шутку, ответил сторож.

– Раз приятель – дело другое! Как тебя зовут?

– Ходжеро, а по-вашему, Ванька, – смущённо ответил мальчик.

– И зачем ты сюда пожаловал? Катать сегодня не буду, не до этого…

Сторож, тоже нивх, ответил за мальчика:

– Ходжеро дело тебе есть. Вчера приехал, вся ночь ждал. Гнал спать – не пошёл, 
говорит: крылатый друг улетит, видеть не буду.

– И так всю ночь ты просидел здесь? – заинтересовался Маслов. – В чём же дело, 
Ваня?

– Ома – отец, – тихо сказал мальчик, – надо шибко-шибко везти больница.

– Ну, при чём тут я? – пожал плечами лётчик.

– Медведь задрал отца. Пожалуйста, лети. Шибко вези больница! – горячо попросил 
маленький нивх.

Из дальнейших расспросов выяснилось, что Ходжеро – Ваня вместе с отцом 
промышлял в тайге белок, когда на них неожиданно напала голодная и злая весной 
медведица. Она подмяла под себя пожилого охотника, прежде чем его сын в упор 
застрелил зверя. Ходжеро дотащил отца, потерявшего сознание, до стойбища 
оленеводов. Там ему оказали первую помощь. Но отец очень плох, он потерял много 
крови, медведица разодрала ему голову и спину. Все старики говорят, что он не 
выживет, если не попадёт в больницу. Надо его срочно доставить в Александровск, 
и сделать это можно только на самолёте.

Маслов взглянул на часы и задумался. Лететь бог весть куда и без разрешения 
начальства он не имел, конечно, права. Запросить управление можно будет только 
через четыре часа, в условленное время радиопереговоров. Тогда будет поздно… 
Ждать нельзя, жизнь человека висит на волоске… Однако полёт над тайгой с 
мальчишкой в роли штурмана – предприятие крайне рискованное… Как быстро тает 
снег… Сядешь где-нибудь на поляне и не поднимешься… Нет, лететь никак нельзя, 
но и отказаться тоже…

Лётчик покачал головой и серьёзно сказал:

– Хотел бы тебе помочь, Ваня, но как это сделать?

– Шибко, шибко лети, – попросил мальчик.

– Но ты понимаешь, самолёт – не то, что твои собаки, они всюду пройдут, а мне, 
чтобы сесть, ровная площадка нужна шагов в пятьсот и чтобы со снегом.

– В тайге много полянка… большая есть…

Маслов взглянул в глаза маленького нивха, и у него сжалось сердце. Робкую 
надежду, и страх получить отказ, и безмолвную мольбу прочёл он в них. По 
смуглой щеке Ходжеро медленно сползла слезинка.

– Далеко это стойбище? – тихо спросил Маслов.

– На собаках полдня бежал, – ответил мальчик.

– А ты дорогу знаешь?