Все так делают.

И в самом деле, так поступали и в других местах. Палка в этих случаях не 
заменяла никакого прибора, но сама по себе была довольно ценным «прибором»




В погоне за стратостатом


Я отдыхал после перелёта в ночном санатории. Туда позвонил дежурный по 
аэропорту и сообщил, что в шесть часов утра я должен быть на аэродроме для 
особого полёта.

В половине шестого утра вместе с линейными пилотами выехал на аэродром. Стоял 
сплошной туман; шофёр ехал очень тихо, боясь на кого-нибудь налететь.

У дежурного по аэропорту мы встретились с сотрудниками «Комсомольской правды». 
Они сказали, что в восемь часов полетит стратостат. Фоторепортёр должен заснять 
его в воздухе с моего самолёта.

Время было ещё раннее, и я решил пойти посмотреть стратостат. Его наполняли 
водородом. Полетит он, как я узнал, не ранее девяти часов.

С фоторепортёром мы условились, что он за полчаса до полёта стратостата придёт 
к дежурному, где я его буду ожидать.

В десятом часу приходит фотограф и говорит:

– Надо лететь. Стратостат будет подниматься через полчаса.

Стоял туман, но я всё же решил лететь. Запустили мотор. Полетели. Толщина 
облаков – пятьсот метров. Вышли за облака. Солнце. Делаю круги, набираю высоту 
три тысячи метров. Земли, конечно, не видно. Кружу над тем местом, где вышел из 
облачности. Если, думаю, облака куда-нибудь ветром сносит, то и меня вместе с 
ними. Стратостат полетит – и его тоже должно снести.

Кружим час, другой, а стратостата всё нет. Я уже стал сомневаться, не 
проворонили ли мы его.

Пошли на снижение. Нырнул в облака. Думал, туман поднялся от земли и мы сядем 
при хорошей видимости. Триста метров высоты – не вижу земли. И только на 
расстоянии ста пятидесяти метров показалась Москва-река. Полетели вдоль реки на 
аэродром. Самолёт стало прижимать к земле. Прижало метров до десяти. Даже на 
этой высоте земля местами скрывалась. В Москве туман ещё не разошёлся.

Бензина осталось на один час. Решил вернуться и сесть где-нибудь в поле. 
Подлетаю к Одинцову – смотрю, огромное ровное поле. Можно садиться.

Катимся по земле – ничего. Вот-вот машина должна остановиться, но вдруг колёса 
погружаются в рыхлую землю, хвост поднялся, самолёт стал на нос.

– Сняли! – кричу фотографу.

Вылезаем, смотрим – сломался винт. Подождали, когда сельсовет поставит к 
самолёту караул, и пошли на станцию.

По дороге нас догнала легковая машина. Её хозяин любезно согласился довезти нас 
до Москвы. От него мы узнали, что стратостат не полетел, так как отсырела 
оболочка.

Это был наш первый неудачный полёт за стратостатом. Вскоре командир отряда 
снова мне приказал:

– Завтра ты должен вылететь с этим же фотографом и заснять стратостат. Если 
будет туман, ни в коем случае не вылетать.

– Слушаюсь!

Прихожу утром в аэропорт. Туман. Встретил опять тех же товарищей. Они говорят – 
надо немедленно вылетать, скоро пустят стратостат.

– Не могу, – ответил я, – мне приказано в туман не вылетать.

Хотя туман был настолько тонок, что просвечивало голубое небо, видимость была 
ещё неважной. Пока мы спорили, стратостат пустили. Нам с земли показалось, что 
он поднимается очень медленно, и я решил, что смогу его догнать. Тут же получил 
разрешение командира, посадил фотокорреспондента, и мы вылетели.