к примеру, наш начальник Константин Константинович, ведь он вошёл в историю 
авиации как победитель штопора…

Учлёты удивлённо переглянулись. Кое-кто подсел поближе. И тогда инструктор 
начал свой рассказ об Арцеулове.

В тот вечер я впервые услышал о «штопоре». Я видел, правда, не раз, как высоко 
в прозрачной синеве кувыркается самолёт и вдруг начинает, падая, быстро 
вертеться, словно ввинчивается в воздух. С замиранием сердца смотрел я, как 
стремительно падала вращающаяся машина, но вот падение прекращалось, самолёт 
резко взмывал вверх и уходил в поднебесье. Я всё это видел, но не знал, что 
лётчик делает штопор.

Однако в те годы, когда человек только осваивал воздушную стихию, штопор 
являлся смертельной угрозой. И было это не так уж давно – в годы первой мировой 
войны.

Скорость самолёта была тогда как будто небольшая: восемьдесят пять – девяносто 
километров в час. Но если лётчик терял скорость, самолёт попадал в штопор и 
неминуемо разбивался. Из штопора никому не удавалось выйти. Немало авиаторов, 
совершая боевой манёвр, срывались в штопор и погибали. Долгое время для 
лётчиков было неясно, почему машина вдруг начинает стремительно падать, 
вращаясь вокруг оси в наклонном положении.

Надо сказать, что авиационные конструкторы того времени не заботились о том, 
чтобы снизить большую аварийность самолётов. Создавая новую машину, они не 
могли с уверенностью сказать, как она будет вести себя в воздухе. Разумеется, 
они не могли указать причину перехода самолёта в штопор.

Никто ничего не мог придумать для борьбы с этим бичом лётчиков.

Каково же было изумление инструкторов и курсантов авиационной школы, когда 
Константин Константинович Арцеулов заявил, что, кажется, нашёл решение 
проклятого вопроса и остаётся только проверить его на практике. Арцеулов 
работал тогда начальником истребительной группы авиашколы.

– Что же вы думаете сделать? – спросили его.

– А вот увидите, как я нарочно войду в штопор и выйду из него! – ответил он.

– Да ведь это равносильно самоубийству!

– Не разобьюсь, я заколдованный, – смеялся уверенный в своих расчётах бывалый 
лётчик.

Арцеулов был очевидцем многих катастроф, происходивших из-за того, что самолёт 
срывался в штопор, и пришёл к заключению, что причина их – потеря скорости.

«Значит, чтобы выйти из штопора, – решил он, – нужно прибавить скорость и 
остановить вращение самолёта энергичным действием руля направления и элеронов».

…От споров в лётной школе не передохнуть. Бывало, Арцеулов вычерчивает свои 
схемы на чёрной классной доске, а кто-нибудь подойдёт и выкинет такой номер – 
возьмет мел, тряпку, сотрёт плавную линию вывода из штопора, вычерченную 
Константином Константиновичем, и вместо неё проведёт прямую от самолёта до 
земли, да ещё внизу крест поставит.

Однако шутки сразу прекратились, когда настал день, назначенный Арцеуловым для 
рискованного полёта. Риск действительно был громадный. Ведь в те годы лётчики 
не имели парашютов, и выброситься из самолёта было нельзя. Неудача опыта вела к 
неминуемой смерти.

Накануне была тщательно подготовлена к полету машина Арцеулова – «Ньюпор-XI».

Двадцать четвёртого сентября 1916 года в Крыму выдался чудесный день. Полёты 
курсантов, которые обычно начинались в три часа утра, уже закончились, но на 
зелёном поле собралось много народу. В ярком голубом небе ни облачка… А на 
аэродроме целая буря… Арцеулов идёт в свой «безумный», как тогда говорили, 
испытательный полёт. С замиранием сердца люди следили, как двукрылый «ньюпор» 
стал круто набирать высоту. Вот уже две тысячи метров. Мотор смолк. Самолёт на 
секунду как бы замер на месте. Затем машина, свалившись набок, быстро 
завертелась в штопоре.

Свидетели этого полёта – как они сами потом рассказывали – чувствовали себя 
внизу, на аэродроме, намного хуже, чем лётчик там, наверху, в воздухе. Они 
знали, сколько авиаторов уже погибло от срыва в штопор, и не очень верили в 
спасительную теорию, выработанную Арцеуловым. Со страхом глядя в небо, они 
увидели, как после нескольких витков свершилось чудо: самолёт перестал 
вращаться и, перейдя в пикирующий полёт, плавно выровнялся. Снова заработал 
мотор.