взяв под козырёк, со слезой в голосе прочувственно произнёс:

– Премного благодарен вам, господин поручик, что вы перебросили меня на сторону 
людей, с которыми живут мои родители. Я – сибиряк, отец мой – георгиевский 
кавалер, у нас хозяйство: лошади, коровы, землишки порядочно. Так что я тоже 
счастлив, что попал наконец к своим… Спасибо, ваше благородие!

У Шадрина среди офицеров оказалось много друзей, а Лёшу сразу же арестовали.

На следующий день его привели к полковнику – командиру особой эскадрильи. В 
кабинете сидел ещё один офицер – подполковник из контрразведки, как позднее об 
этом узнал Силов.

– Ты большевик? – спросил подполковник.

– Так точно, ваше благородие, сочувствующий. Мы вместе с господином поручиком 
подавали заявления в партию. Только ему сказали, что примут, когда он проявит 
себя в бою, а меня сразу взяли.

– Говори, большевистская зараза, сколько у вас на аэродроме самолётов? Кто 
командует отрядом? – заорал полковник.

Лёша сразу смекнул, в чём дело. Говорить неправду нельзя, a сказать не хочется: 
может быть, Шадрин в чём-нибудь и ошибся. И он нашёл выход:

– Я предан своему офицеру, господину поручику, и мне нечего скрывать, наши 
сведения будут одинаковые, но господин поручик больше меня знает, он записывал 
всё шифром…

А в том, что Шадрин, собираясь перелететь к белым, делал записи, Силов не 
сомневался. Конечно, он должен был козырнуть перед старыми друзьями.

– Откуда ты это знаешь? – осведомился подполковник. Лёша по тону почувствовал, 
что попал в точку. Он оживился, стал отвечать смелее:

– Знаю. Если бы я тоже не мечтал перебраться на вашу сторону и повидаться с 
отцом и матерью, то давно бы его выдал.

– А почему ты не сказал об этом поручику Шадрину? Вам было бы легче вдвоём.

– Откровенно сказать, боялся. Вдруг он всё это делает, чтобы поймать 
кого-нибудь! Уж больно здорово он на собраниях за большевиков распинался!

– А каков шифр у господина поручика?

Тут-то Лёша немного растерялся и пожалел о том, что заварил кашу с этим шифром. 
Но он вовремя вспомнил о старшем брате, который работал в ВЧК. Тот рассказывал 
ему, что многие контрреволюционеры попадаются с шифром, который изобретают сами,
 для того чтобы записывать всё, что видят и слышат. Иногда это бывают цифры, 
иногда стихи. Лёша и ответил полковнику, что шифр господина поручика – это 
стихи и письма разные.

Несколько раз ещё допрашивали Алексея Силова, а потом всё-таки поверили ему и 
послали работать в походную мастерскую, ремонтировать моторы.

Как-то проходил мимо мастерских седоусый полковник. Лёша подошёл к нему 
строевым шагом и откозырнул по всем правилам воинской службы:

– Ваше благородие, разрешите обратиться!

– В чём дело?

– Господин полковник, вон там стоит старый «вуазен». Разрешите, я его 
отремонтирую. У вас в эскадрилье будет ещё одна боевая единица.

– Как – отремонтируешь? Мне доложили, что его надо списать, – возразил 
полковник.

– Если я не приведу «вуазен» в боевую готовность, можете меня расстрелять! – 
бойко ответил Силов.

– Не понимаю, почему ты так стремишься отремонтировать эту брошенную машину? – 
спросил офицер.

– Я хочу на деле доказать вам свою преданность, господин полковник!

Подумав, командир эскадрильи дал разрешение и прислал Лёше даже помощника – 
моториста Егора Дубинина. Вдвоём они осмотрели брошенную машину. Полотно на 
крыльях было гнилым и в нескольких местах порвано. Многие детали мотора 
растаскали на запасные части.