По дороге я решил проверить, добрела ли до моего товарища лошадка.

Прилетаю к Анадырскому заливу – никакого самолёта там нет! Это меня обрадовало: 
значит, он улетел.

Я направился к аэродрому через Нерпичий залив. У левого берега что-то чернеет. 
Подлетаю ближе – самолёт. Около хвоста стоит палатка. Из палатки вылезают люди, 
бегут в сторону от самолёта и ложатся на снег, изображая своими фигурами 
посадочное «Т».

Я сел… и встретился со своим потерянным попутчиком.




– Ты что же? – сказал я ему вместо приветствия. – Почему неправильный адрес 
даёшь? Я тебе послал всё, как ты просил, в Анадырский залив!

– Разве тут разберёшься! – махнул он рукой. – Снегопад… Ничего толком не видно 
– ну, малость и попутали.

Я слил запасной бензин в баки самолёта товарища, а сам полетел в Анадырь за 
горячей водой. Там быстро установили в задней кабине моей машины большой бак, 
налили в него семь вёдер горячей воды и укутали чехлами. Через двенадцать минут 
горячая вода была доставлена к самолёту, а через полчаса обе наши машины стояли 
на аэродроме.

Звено опять вместо, самолёты исправлены. Можно продолжать наш перелёт. Но разве 
улетишь, когда экипаж Масленникова ещё не найден, когда люди сидят где-то в 
снежной берлоге и ждут помощи!

Мы решили не улетать до тех пор, пока не найдём товарищей.

А погода побаловала нас недолго. Снова всё закрыло, замело, и вылететь на 
поиски всё не удавалось.

Масленников и Падалка оказались мужественными людьми. Они держались стойко, но 
тем не менее всё время настаивали, чтобы поиски проводились возможно активнее. 
В своих радиограммах они сообщали:



«О полёте Водопьянова знаем, но его не видели. Сидим недалеко от реки. 
Предполагаем, что это начало реки Волчьей. Вчера Падалка ещё раз поднимался на 
сопку. На юго-запад и запад – равнина с незначительными холмами. Познакомьтесь 
с описанием местности, поговорите со старожилами».


Мы давно со всеми переговорили, все карты изучили, но шли уже двенадцатые сутки 
со дня их вынужденной посадки.

На тринадцатый день мы наконец смогли подняться. Летим и не знаем, застанем ли 
в живых наших товарищей: ведь уже несколько дней они питаются мхом и травой. 
Расчёт у нас как будто правильный: курс взяли на реку Волчью. По ней дошли до 
гор Ушканье и там, за невысокими горами, увидели самолёт.

Я делаю круг, другой. Людей не видно. Неужели мы опоздали?

Снизился метров до ста. Сделал ещё круг. Смотрю – из-под хвоста самолёта 
вылезает человек, за ним другой. Лениво пошли в разные стороны. «Знаки, 
наверное, выкладывать будут», – подумал я. Но они отошли метров двести от 
самолёта и упали на снег. Получились две чёрные, ни о чём не говорящие точки. 
Между тем они должны были показать направление ветра, чтобы лётчик мог сесть по 
всем правилам.

Я понял – люди просто не в состоянии двигаться. Я не стал больше кружить – 
пошёл скорее на посадку. Сел хорошо. Мы быстро выскочили и подошли к людям. 
Перед нами были два жгучих брюнета, странно выглядевших на белой поверхности 
снега. Они были словно загримированы: на каждом наросло копоти не меньше чем на 
миллиметр.

– Кто из вас Падалка? – спросил мой бортмеханик. – Мы ему привезли из Москвы 
посылку и письма.

– Поесть что-нибудь привезли? – вместо ответа спросили в один голос оба.

Мы достали мешок с продуктами. Откуда только у них силы взялись! Схватили они 
его и моментально исчезли в своей снежной берлоге.

Мы принялись откапывать их самолёт и греть мотор, а «чёрные медведи» сидели в