дальше…

На прощание Шухов снял свои наручные часы со светящимися стрелками на чёрном 
циферблате и застегнул ремешок на узком запястье Паблито.

Мальчик запрыгал от радости.

– Возьми, парень, подарок от русского коммуниста – сыну испанского коммуниста!

Паблито вскинул сжатый кулак и крикнул:

– Вива! Но пасаран!

Энрико был подарен карманный компас.

Вся деревня пришла провожать «авиадоре русо». Оказалось, что никто не знал, 
какая «начинка» у большого стога сена. Крестьяне, по указанию Шухова, оттащили 
в сторону камни, расчистили дорожку для взлёта. Паблито и Энрико, очень гордые 
доверием, тщательно вымыли самолёт. Воду им таскали все мальчишки деревни. Не 
отставали от них и девчонки. Они украсили «Красного чертёнка» цветами.

Женщины, не обращая внимания на протесты лётчика, запихивали в самолёт головы 
сыра, апельсины, бутыли с вином.

Когда всё было готово к отлёту, всё, кроме самого главного – горючего, появился 
молчаливый дед. Он важно шагал около мула, по бокам которого свешивались 
плетёные корзинки. В каждой из них было по большой банке с бензином.

Дед, не говоря ни слова, встряхнул руку лётчику. Затем скинул свою широкополую 
соломенную шляпу, приподнялся на цыпочки и крепко поцеловал Шухова.

…На аэродроме «Четырёх ветров» под Мадридом уже перестали ждать возвращения 
самолёта, доставившего профессора на Харамский фронт. Из штаба генерала Лукача 
сообщали о вылете самолёта в обратный путь, а самолёта нет и нет. Уже вернулся 
в Мадрид на санитарном автомобиле американский хирург и привёз своего пациента 
– француза Анри, который пошёл на поправку.

Самолёт «Р-5» решили списать, а пилота Хосе включить в список без вести 
пропавших. В штабе составлялось печальное письмо на родину…

И качали же товарищи Шухова, когда он, по всем правилам приземлив самолёт на 
три точки, как ни в чём не бывало спрыгнул на зелёное поле. Чуть шею ему не 
свернули.

Механик Карлос сразу и плакал и смеялся. Он никак не мог пробиться сквозь толпу,
 окружавшую самолёт. Когда всё-таки ему это удалось, он не только, вопреки 
уставу, расцеловал давно не бритые щёки своего командира, но и чмокнул красного 
чертёнка на борту машины.

– Порррьядокс! – визжал ошалелый от радости Карлос.

– Совсем не порядок! Врёт бензомер, – охладил его пыл Шухов. – Показывает 
больше, чем есть в наличии. Проверь бензомер!

На следующее утро «Р-5» ушёл в очередной разведывательный полёт.

Вскоре на руке камарадо Хосе опять затикали часы – золотые, именные – награда 
республиканского правительства.




Конец «красного чертёнка»


На смену короткой, гнилой испанской зиме пришла похожая на осень холодная, 
слякотная весна. День-деньской шли дожди вперемежку с мокрым снегом. Солнце 
редко проглядывало из-за туч, низко прикрывших долины и ущелья. Реки Тахо, 
Тохунья и Хенарес, берущие своё начало в горах хребта, вышли из берегов. Земля 
в районе Гвадалахары превратилась в жидкое месиво из глины, воды и ещё не 
растаявшего снега.

С раскисшего аэродрома не взлететь самолёту. «Чатос», «москас», бомбардировщики 
«СБ», которых здесь стали называть «Катюшами», стоят без дела, увязнув колёсами 
в краской испанской глине. Рядом с ними десяток новеньких «Р-5». Они совсем 
недавно прибыли из Советского Союза по просьбе генерала Дугласа. Главный 
советник по авиации, не раз поднимавшийся в небо на «Красном чертёнке», 
убедился в незаменимости сравнительно быстрого, выносливого, неприхотливого 
«Р-5».