планировать на вынужденную!

Шухов вспомнил Дальний Восток, где он служил одно время, сопки, тайгу. Там он 
научился сажать машину в любых условиях. Но, кажется, там было легче. Перед 
самолётом простиралась узкая рыжая долина со скошенной травой и пологими 
холмами по сторонам. Вполне достаточно места для посадки. Но по долине 
разбросаны в беспорядке огромные камни. Как бы не наскочить на них!

Присмотревшись, пилот решил садиться у самого склона – там вроде поменьше 
каменных препятствий. Послушный самолёт бесшумно коснулся колёсами земли и, 
слегка подпрыгивая, пробежал расстояние более короткое, чем всегда, будто 
понимал всю сложность посадки.

В самом конце пробега, когда скорость почти угасла, Шухов, энергично действуя 
рулями, сумел обвести его вокруг большого камня.

Самолёт ткнулся в большой стог сена, чуть не развалив его, и замер.

Лётчик отстегнул парашютные лямки и выпрыгнул из кабины. Где он находится, 
Шухов не имел представления, но понимал, что недалеко от линии фронта. И в 
самом деле – хорошо слышна была артиллерийская канонада, недалеко за холмами 
застрекотал и замолк пулемёт. Чьи там позиции – республиканцев или фашистов?

Шухов курил в раздумье, не зная, что предпринять, когда увидел бегущих к нему 
мальчишек. Их было двое, и они стремглав неслись, почему-то молча, и один из 
них, побольше ростом, даже приложил палец к губам. Лётчик сразу понял, в чём 
дело. Увидя ребят, он очень обрадовался – мальчишки не подведут, помогут в беде.


Когда запыхавшиеся мальчики остановились перед ним, он тихо спросил, ткнув 
рукой в сторону холмов:

– Фашисто?

– Си, камарада! (Да, товарищ!) – прошептал мальчик. «Попал как кур во щи!» – 
подумал Шухов и вытащил из кармана словарик.

Мальчишки всюду мальчишки! И в Испании тоже. Они как зачарованные осматривали 
самолёт. Один из них погладил борт машины и засмеялся:

– О-о! «Дьяболито рохо»!

Пора было знакомиться. Шухов протянул руку и назвал себя:

– Хосе!

Мальчишки недоверчиво смотрели на него. Хотя лётчик был и одет почти как все 
бойцы-республиканцы, в синее «моно» – холщовый комбинезон, и поверх него 
«касадоре» – кожаную куртку, он мало походил на испанца.

– Франсе? – спросил после недолгого молчания мальчик.

– Но! Авиадоре русо!

– Амиго совиетика! – заулыбались ребята.

– Паблито! – представился высокий паренёк. Ему было лет двенадцать-тринадцать. 
Под его чёрными, давно не стриженными вьющимися волосами, падавшими на лоб, 
неожиданно ярко голубели большие глаза. Дочерна загорелый мальчик был строен и 
быстр в движениях.

Тоже смуглый, темноглазый, Энрико был пониже, видимо, помоложе и более 
медлителен, чем его товарищ.

Мальчики, перебивая друг друга, стали быстро что-то спрашивать. Слов Шухов не 
разобрал, но понял, что их интересует причина его вынужденной посадки.

– Газолина! (Бензин!) – сказал он грустно и развёл руками. – Но газолина!

То и дело листая словарик в поисках нужных слов, но больше прибегая к языку 
жестов, лётчик узнал от ребят, что их деревня совсем рядом за холмом и что она 
занята на днях фашистами.

– Их, конечно, наши скоро выбьют отсюда, – уверенно заявил Энрико, – но пока 
идти туда амиго совиетика нельзя!

– Что же будем делать, друзья? – растерянно спросил Шухов.

У Паблито заблестели глаза: