бензином.

Бочки с горючим стояли в землянке, вырытой за поездом, служившим нам казармой. 
В старых деревянных вагонах «третьего класса» жили красноармейцы, мотористы, 
механики.

В двух мягких вагонах квартировали лётчики и разместился штаб.

Из «товарняка» слышался визг пилы и лязг металла – там находилась походная 
мастерская. Около эшелона на обширной лужайке, ставшей аэродромом, в больших 
палатках-ангарах стояли «Ильи Муромцы».

Наш дивизион часто перебрасывали с одного участка фронта на другой. Тогда к 
составу прицепляли паровоз, и «воздушный поезд» отправлялся на новую «позицию». 
Он останавливался недалеко от станции, около ровного поля, и сюда перелетали 
наши воздушные корабли.

В то солнечное августовское утро на аэродроме, кроме наших «Муромцев», 
находилось ещё несколько впервые увиденных мною самолётов. Эти маленькие, юркие 
английские машины назывались «сопвичами». Накануне к нам присоединился 
истребительный отряд знаменитого героя гражданской войны Ивана Ульяновича 
Павлова.

Об этом первом красном военлёте наслышались все, кто служил в советской авиации.
 Все знали, что Иван Павлов – лётчик из солдат царской армии. Ещё до революции, 
как механика, Павлова отправили во Францию для закупки моторов, а французы, 
обратив внимание на старательность и любознательность русского солдата, 
зачислили его в школу, которую он блестяще окончил. О лётном мастерстве, 
храбрости и находчивости Павлова ходили легенды. Сколько мы смеялись, когда 
слушали рассказ о том, как Иван сумел провести белогвардейского офицера!…

Однажды при вынужденной посадке в тылу врага он был окружён конными 
белогвардейцами. Гибель, казалось, была неизбежна. Но Павлов не растерялся. 
Поприветствовав на отличном французском языке подъехавшего к нему ротмистра, он 
протянул ему серебряный портсигар с папиросами.

– Курите, пожалуйста! Я – такой же офицер, как и вы, – сказал лётчик, улыбаясь,
 – тоже воюю за единую, неделимую Россию. Мне было приказано установить связь с 
бронепоездом, но тот почему-то ушёл отсюда, и я остался один в степи. 
Пожалуйста, поручите вашим солдатам помочь завести мой мотор!

– Но почему на вашем самолёте красные звёзды? – недоуменно спросил белый офицер.


– Вы весьма наблюдательны, что делает вам честь. Это в самом деле самолёт 
красных. Я его вчера в воздушном бою заставил сесть, а сегодня решил лететь на 
нём. Красные звёзды я приказал пока не закрашивать – думал, они спасут от 
обстрела большевиков.

«Беляк» не так уже подозрительно смотрел на лихого пилота, одетого в щегольской 
заграничный комбинезон. У него был портсигар с золотыми монограммами (не мог же 
офицер знать, что это трофей лётчика). Павлов, войдя в роль, стал рассказывать 
анекдоты по-французски и вспоминать парижские рестораны.

Даже не поинтересовавшись документами лётчика, белый офицер приказал солдатам 
крутить пропеллер.

Когда заработал мотор, Павлов благодарственно помахал рукой и пошёл на взлёт. 
Он поднялся невысоко и, сделав круг… точными очередями из пулемёта расстрелял 
всех кавалеристов. Одним из первых упал доверчивый белогвардейский офицер…

Вот этого замечательного лётчика-командира я увидел, когда шёл, громыхая 
бидоном для бензина, у вагона, прицепленного вчера в хвост нашего поезда. На 
Павлове был его знаменитый, изрядно уже потрёпанный комбинезон изумрудного 
цвета с орденом Красного Знамени на груди. Окружённый прибывшими с ним 
лётчиками, он зашагал к самолётам. Вообще я заметил около нашего «воздушного 
поезда» много незнакомых людей. Все они были заняты своими делами, и только 
один новоприбывший растянулся на траве, неподалёку от моей машины. Полулёжа он 
не то писал, не то рисовал что-то в тетрадке, то и дело поглядывая в мою 
сторону.

Я вылил бидон бензина в бак машины и отправился за второй порцией горючего. 
Проходя мимо незнакомца, не удержался, чтобы не заглянуть в его тетрадку, и 
сразу узнал себя на рисунке – несомненно, это я лью бензин через воронку в 
автомобиль.

– Похоже? – спросил, улыбаясь, молодой художник. Он был, вероятно, мой 
однолеток. Тоже темноволосый, только уже в плечах и пониже меня ростом. На нём 
была поношенная короткая кожаная куртка с бархатным воротником и фуражка 
защитного сукна. На околыше фуражки остался след овального знака, должно быть