неприятности. В последний момент, однако, я решил позвонить проживавшей в 
Москве жене Адамовича. По сведениям, которыми я располагал, в ее поведении за 
последние дни не было замечено ничего подозрительного. Как бы между прочим я 
осведомился, когда она в последний раз разговаривала со своим мужем. К моему 
удивлению, она поблагодарила меня за этот звонок и сказала, что ее муж два 
последних дня находится дома – у него сотрясение мозга и врачи из поликлиники 
НКВД запретили ему вставать с постели в течение по крайней мере нескольких дней.
 Я тут же позвонил генералу Новикову, начальнику медслужбы НКВД, и он 
подтвердил, что все так и есть на самом деле.

Надо ли описывать испытанное мной облегчение? Докладывая Берии как обычно в 
конце дня, я сообщил, что Адамович находится в Москве.

– Под арестом? – спросил Берия.

– Нет, – ответил я и начал объяснять ситуацию. Мы были в кабинете одни. Он 
грубо оборвал меня, употребляя слова, которых я никак не ожидал от члена 
Политбюро. Разъяренный, он описывал круги по своему огромному кабинету, 
выкрикивая ругательства в адрес меня и Адамовича, называя нас болванами, 
безответственными молокососами, компрометирующими НКВД в глазах партийного 
руководства.

– Почему вы молчите? – уставился он на меня, неожиданно прервав свою тираду.

Я ответил, что у меня страшная головная боль.

– Тогда немедленно, сейчас же, – бросил Берия, – отправляйтесь домой.

Прежде чем уйти, я заполнил ордер на арест Адамовича и зашел к Меркулову, 
который должен был его подписать. Однако, когда я объяснил ему, в чем дело, он 
рассмеялся мне в лицо и порвал бумагу на моих глазах. В этот момент головная 
боль стала совсем невыносимой, и офицер медслужбы отвез меня домой. На 
следующее утро позвонил секретарь Берии, он был предельно краток и деловит – 
нарком приказал оставаться дома три дня и лечиться, добавив, что хозяин 
посылает мне лимоны, полученные из Грузии. Расследование показало: Адамович, 
напившись в ресторане на вокзале в Черновцах, в туалетной комнате ввязался в 
драку и получил сильный удар по голове, вызвавший сотрясение мозга. В этом 
состоянии он сумел сесть на московский поезд, забыв проинформировать Фишера 
(Абеля) о своем отъезде. В ходе драки фотографии, которые ему нужно было 
показать четырем нашим агентам, оказались потерянными. Позднее их, правда, 
обнаружили на вокзале сотрудники украинского НКВД, полагавшие, что драку 
специально затеяли агенты абвера, пытаясь похитить Адамовича. Дело кончилось 
тем, что Адамовича уволили из НКВД и назначили сперва заместителем министра 
иностранных дел Узбекистана, а затем и министром. Я видел его еще один раз на 
театральной премьере в Москве в начале 50-х, но мы не поздоровались друг с 
другом.

К несчастью, мой конфликт с Серовым и Хрущевым на этом не закончился. Серов был 
замешан в любовной истории с известной польской оперной певицей 
Бандровска-Турска. В Москве он объявил о том, что лично завербовал ее. Все были 
в восторге – ведь певица пользовалась европейской славой и часто перед войной 
гастролировала в Москве и в других европейских столицах. Эйфория, однако, скоро 
прошла: с согласия Серова она выехала в Румынию, где наотрез отказалась 
встретиться в Бухаресте с нашим резидентом – советником полпредства. И Хрущев, 
и Берия получили тогда письмо от сотрудников украинского НКВД, обвинявших 
Серова в том, что он заводит шашни под видом выполнения своих оперативных 
обязанностей.

Серова срочно вызвали в Москву. Мне довелось быть в кабинете Берии в тот момент,
 когда он предложил Серову объяснить свои действия и ответить на обвинения в 
его адрес. Серов сказал, что на роман с Бандровска-Турска он получил разрешение 
от самого Хрущева, и это было вызвано оперативными требованиями. Берия разрешил 
ему позвонить из своего кабинета Хрущеву, но как только тот услышал, откуда 
Серов звонит, он тут же начал ругаться:

– Ты, сукин сын, – кричал он в трубку, – захотел втянуть меня в свои любовные 
делишки, чтобы отмазаться? Передай трубку товарищу Берии!

Мне было слышно, как Хрущев обратился к Берии со словами:

– Лаврентий Павлович! Делайте все что хотите с этим желторотым птенцом, только 
что выпорхнувшим из военной академии. У него нет никакого опыта в серьезных 
делах. Если сочтете возможным, оставляйте его на прежней работе. Нет – 
наказывайте как положено. Только не впутывайте меня в это дело и в ваши игры с 
украинскими эмигрантами.

Берия начал ругать Серова почем зря, грозясь уволить из органов с позором, 
называя мелким бабником, всячески оскорбляя и унижая. Честно говоря, мне было 
крайне неловко находиться в кабинете во время этой гневной тирады. Затем Берия 
неожиданно предложил Серову обсудить со мной, как можно выпутаться из этой