Ситуация, сложившаяся в Министерстве госбезопасности, была запутанной и крайне 
неопределенной. Министр Абакумов находился под арестом в «Матросской тишине». 
Однако его место оставалось вакантным – преемника не назначали. Когда я 
позвонил заместителю министра Огольцову с тем, чтобы обсудить с ним положение с 
сестрой Эйтингона, он ответил:

– Это дело политическое, и рассматривать его можно лишь в ЦК.

По его словам, пока не будет назначен новый министр, он не будет подписывать 
никаких бумаг или давать какие-либо приказы.

После разговора с Огольцовым мне осталось только одно: позвонить Игнатьеву, 
тогдашнему секретарю ЦК партии, курировавшему работу МГБ—МВД. Он был членом 
созданной Сталиным комиссии ЦК по реорганизации министерства после ареста 
Абакумова. Меня уже вызывали на одно заседание, и я, признаюсь, критиковал 
руководство министерства за ошибки в проведении разведывательных и 
контрразведывательных операций за границей, а также в Западной Украине и 
Средней Азии. Игнатьев тогда сказал, что готов, если потребуется, обсудить со 
мной тот или иной неотложный вопрос. Когда я позвонил ему, он, казалось, с 
радостью согласился принять меня в ЦК на Старой площади.

Встретившись с ним, я сказал, что обеспокоен попытками оклеветать Эйтингона и 
его сестру, приписав им националистические взгляды. Игнатьев вызвал в кабинет 
Рюмина с материалами на Эйтингона и его сестру. В моем присутствии Рюмин, 
открыв папку, начал зачитывать крайне невразумительные показания против 
Эйтингона и его сестры, в которых утверждалось, что они оба проявляют 
враждебность по отношению к советскому государству. На сей раз агентурные 
сведения, что Соня отказывалась лечить русских, даже не были упомянуты.

– Как члены партии мы обязаны, – сказал я, – оценивать людей не по слухам, а по 
их делам. Вот работа Эйтингона: организатор акции по устранению Троцкого в 
Мексике, создатель успешно действовавшей агентурной сети за границей, наконец, 
он является одной из ключевых фигур в обеспечении нашей страны секретной 
информацией об атомном оружии.

Рюмин молчал. Игнатьев прервал меня:

– Давайте оставим Эйтингона и его семью в покое. После встречи с Игнатьевым у 
меня отлегло от сердца: я подумал, что с Эйтингоном и его сестрой ничего 
плохого не произойдет.

Примерно месяц спустя Игнатьева назначили министром госбезопасности. А в 
октябре 1951 года именно по его прямому указанию Эйтингон был арестован, когда 
возвратился в Москву из Литвы, где ему удалось обезвредить руководство 
антисоветской подпольной организации. Его падчерица Зоя Зарубина сообщила мне, 
что Эйтингона арестовали на ее глазах в аэропорту Внуково.

Арест Эйтингона положил конец службе Зои Зарубиной в органах нашей разведки. 
Она успешно работала с материалами по атомному оружию, на Ялтинской и 
Потсдамской конференциях, но вынуждена была уйти из органов после его ареста. 
Прекрасное знание английского языка помогло ей стать одним из ведущих 
преподавателей Института иностранных языков, а позднее она руководила 
подготовкой переводчиков для Организации Объединенных Наций. 3. Зарубина и 
сейчас прекрасный лектор, общественный деятель, участник многих международных 
конференций.

Через несколько дней после ареста Эйтингона мне представилась возможность 
встретиться с Игнатьевым на совещании руководящего состава министерства. Отведя 
меня в сторону, он с упреком произнес:

– Вы ошибались насчет Эйтингона. Что вы сейчас о нем думаете?

До сих пор помню свой ответ:

– Моя оценка базируется на конкретных результатах работы людей и на линии 
партии.



Здесь я должен немного остановиться на своих иллюзиях. Я всегда рассматривал 
«дело врачей» и «сионистский заговор» как чистейший вымысел, распространявшийся 
такими преступниками, как Рюмин, которые затем докладывали о «результатах» 
следствия некомпетентным людям вроде Игнатьева. Всякий раз, встречаясь с 
Игнатьевым, я поражался, насколько этот человек некомпетентен. Каждое 
агентурное сообщение воспринималось им как открытие Америки. Его можно было 
убедить в чем угодно: стоило ему прочесть любой документ, как он тут же 
подпадал под влияние прочитанного, не стараясь перепроверить факты.

Игнатьев совершенно не подходил для порученной ему работы. Как-то раз, проводя 
утром совещание по оперативным вопросам у себя в кабинете, на котором