Шульце-Бойзен («Старшина») из Берлина сообщил нам, что немцы захватили в 
Петсамо в Норвегии одну из наших шифровальных книг. Естественно, мы сменили 
свои кодовые книги. Я помню, что в 1944 году в рамках сотрудничества между 
Сталиным и Тито возник вопрос об обучении технике дешифровки направленных к нам 
югославских сотрудников госбезопасности. Тогда Овакимян, заместитель начальника 
разведуправления НКВД и начальник американского направления, категорически 
возражал против обучения югославов. Я также помню, как он говорил: «Мы 
кардинально изменили свои шифровальные коды после провала наших подпольных 
групп в Германии. Зачем нам делиться опытом с посланцами Тито, у нас достаточно 
оснований подозревать их в двойной игре – в сотрудничестве с английской 
разведкой». Возражения Овакимяна были приняты.

Овакимян еще в 1944 году, когда Зарубин вернулся из США, высказывал опасения, 
что ФБР удалось внедрить своих агентов в наши агентурные группы. Когда Зарубин 
объяснялся по поводу выдвинутых против него несостоятельных обвинений, мы 
все-таки из предосторожности вновь сменили коды шифропереписки. Поэтому я не 
думаю, что ФБР вышло на нашу агентурную сеть на основе дешифровки кодовой книги,
 захваченной в Петсамо.

ФБР так и не предало гласности и всячески уклонялось от обсуждения методов 
своей работы и используемых источников информации. Ламфер, бывший сотрудник 
американской контрразведки, в своей книге «Война ФБР– КГБ» рассказывает о 
сложном процессе восстановления нашей кодовой книги: она частично обгорела. 
Возможно, так оно и было. Я не могу полностью отрицать, что дешифровка не 
сыграла своей роли в выходе контрразведки США и Канады на наши источники 
агентурной информации. Тем не менее считаю, что ФБР, стремясь скрыть свой 
собственный агентурный источник, специально настаивало на дешифровке нашей 
переписки.

Оно имело в своем распоряжении профессиональных шифровальщиков военной разведки 
– Гузенко и супругов Петровых, работавших в системе шифросвязи советских 
органов безопасности более десяти лет.

Американцам и англичанам удалось дешифровать переписку наших резидентур в 
Вашингтоне, Сан-Франциско, Нью-Йорке, Лондоне, Мехико, Стокгольме, Стамбуле, 
Софии, Канберре с Москвой.

Мы облегчили американской стороне эту работу, передав полный текст полученных 
по линии НКВД шифротелеграмм в адрес Коминтерна.

Ввиду постоянного наблюдения американскими спецслужбами с 1940 года за нашим 
радиоэфиром им удалось установить, как сообщила наша пресса, более двухсот 
агентов советской разведки, участвовавших в добыче материалов по атомной бомбе 
и секретной документации американских правительственных органов, в том числе и 
спецслужб. Но ряд ключевых кодовых имен остается нераскрытым.

В мае 1995 года ФБР опровергло мою версию о получении нашей разведкой данных по 
атомной бомбе. ФБР отметило, что Ферми, Оппенгеймер, Сцилард и Бор, по их 
данным, не были шпионами. Но я это и не утверждал.

В сентябре 1992 года в военном госпитале КГБ я встретился с полковником в 
отставке, ветераном разведки Яцковым, у которого на связи в 1945– 1946 годах 
был Голд. Мы припомнили всю эту историю, рассказанную в книге Ламфера, о 
перехваченной телеграмме из нашего нью-йоркского консульства в Москву, что 
якобы послужило основанием для выхода американской контрразведки на Фукса, в 
том числе – дешифрованную телеграмму нашего консульства в Центр о встрече Голда 
и Фукса в январе 1945 года в доме сестры Фукса Кристель. Как писал Феклисов в 
своей книге, в качестве улики против Фукса использовалась карта Санта-Фе в 
штате Нью-Мексико неподалеку от Лос-Аламоса, где было отмечено место встречи 
Голда и Фукса. Утверждалось, что на карте, обнаруженной при обыске на квартире 
Голда, были отпечатки пальцев Фукса.

Для меня, профессионала разведки, обстоятельства, не позволившие ФБР проникнуть 
в нашу агентурную сеть, вполне понятны. Персонал и технические кадры 
Манхэттенского проекта комплектовались американской администрацией в большой 
спешке – много было иностранцев, привлеченных для работы в проекте. У ФБР 
просто не было времени на протяжении полутора лет организовать и привести в 
действие мощную контрразведывательную агентурную сеть среди научных работников 
проекта. Между тем абсолютно необходимой предпосылкой вскрытия глубоко 
законспирированных контактов ученых атомщиков с агентами и курьерами советской 
разведки было эффективное агентурное наблюдение и работа с персоналом атомного 
проекта. В СССР наша контрразведка обладала гораздо большими возможностями 
всесторонней проверки всего персонала, как научного, так и вспомогательного, 
привлеченного к атомным разработкам. Она опиралась на высокоразвитую систему 
оперативно-учетных материалов.

Мы должны иметь в виду и исторические обстоятельства. В начальный период войны 
главной задачей ФБР было предотвращение утечки информации по атомному оружию к 
немцам. Мое предположение сводится к тому, что первоначально в 1942—1943 годах 
ФБР активно разрабатывало выходы на «немецкие» связи и контакты ученых,