и контрразведывательные службы также уделяли повышенное внимание грузинской 
эмиграции, полагая, что через нее можно выйти на грузинское окружение Сталина 
или Берии. Такой интерес к грузинской эмиграции с нашей стороны и западных 
спецслужб привел не только к активному противоборству в течение длительного 
периода, но и определил на длительную перспективу значение Кавказа и в 
особенности бакинской нефти в военной и внешнеполитической деятельности 
Советского Союза, Англии и Франции в 30-40-е годы.

Нам удалось также наладить тесную связь с эмиграцией, осевшей на Дальнем 
Востоке. Этой работой руководил первоначально Я. Минскер, затем С. Шпигельглаз, 
а после И. Чичаев и начальник восточного отделения ИНО М. Яриков. Нынешние 
историки разведки не особенно распространяются об их роли, за исключением 
Чичаева. А зря! Причина простая. Шпигельглаз, а затем Яриков были 
репрессированы по клеветническим обвинениям. К этому приложили руку не только 
Берия, Кобулов, но, к сожалению, и их коллеги-сослуживцы, которые позднее 
заняли важные посты в аппарате разведки. Скажем, В. Пудин, ветеран ЧК, участник 
операции против Савинкова, активно обличал Ярикова и Шпигельглаза в шпионаже, 
являясь вместе с тем их подчиненным в ряде операций на Дальнем Востоке. А 
впоследствии Пудин препятствовал реабилитации Ярикова и Шпигельглаза органами 
военной юстиции.




Военная разведка и эмигранты



Состояние работы по эмиграции во многом предопределило характер взаимодействия 
советских разведывательных органов за рубежом. В частности, военная разведка 
тоже держала связь с эмиграцией. Но при этом она не могла решать многие вопросы 
без данных оперативных учетов НКВД. Именно по этой причине первоначально в США, 
Германии, Франции, Китае создавались в 20-30-е годы совместные резидентуры 
ИНО-ОГПУ и Разведупра Красной Армии.

Новый этап начался после провалов Разведупра, когда разведывательное управление 
Красной Армии «усилилось» А. Артузовым, прекрасно знавшим эмиграцию, который 
привел с собой и назначил на руководящие должности Штейнбрюка и Карина, видных 
работников Иностранного отдела НКВД и имеющих огромный опыт агентурной работы. 
Военная разведка стала более внимательно оценивать людей при использовании 
эмигрантов русского происхождения, принимала во внимание их связь с зарубежными 
спецслужбами и контрреволюционными организациями.

Этот этап работы с эмиграцией привел нас к осознанию необходимости проверки не 
только эмигрантов-агентов первой волны. Мы стали придавать значение родственным 
связям эмигрантов с крупными государственными чиновниками в администрациях 
Англии, Франции, США и в большей степени Германии.

С середины 30-х годов среди эмиграции сложился новый психологический климат в 
отношении к нашей стране. Это произошло под влиянием событий, связанных с 
войной в Испании, с вторжением Японской армии в Китай. Повлиял и мировой кризис 
1929-1933 годов, а также небывалый рост престижа нашей страны, информация о 
научных открытиях, достижениях техники, трудовом энтузиазме. Многие другими 
глазами стали смотреть на новую Россию благодаря поездкам к нам видных 
зарубежных деятелей — Бернарда Шоу, Герберта Уэльса.

Эмигрантов настраивало на сотрудничество с нами признание Западом Советского 
государства как важнейшего фактора в мировой политике, его роль в пересмотре 
Германией Версальских соглашений.

Именно на идеологической основе, на симпатиях к коммунизму начала тайное 
сотрудничество с советской разведкой знаменитая «Кембриджская пятерка», группа 
видных деятелей научно-технической интеллигенции США, Англии, Франции и т. д. 
Привлекая их к агентурной работе на идеологической основе, мы старались не 
ставить во главу угла идеологию в контактах с ними. Хотя все информационные 
источники, привлеченные на идеологической основе, безусловно считались наиболее 
надежными.

Сотрудничество эмиграции с западными спецслужбами создавало фон информации, 
поступавшей как по линии военной разведки, так и по линии НКВД в Кремль. И эта 
информация уже в канун войны, до заключения в 1937-1938 годах 
советско-германского пакта о ненападении, в разгар войны в Испании и обсуждения 
великими державами трагической судьбы Чехословакии ставила перед нами вопрос о 
налаживании контактов с Германией и о возможном советско-германском соглашении.

Эмиграция, как чувствительный слой, по наводящим вопросам работников немецких, 
английских и французских спецслужб ощущала, что все больше превращается в 
разменную монету в отношениях между Западом и Советским Союзом. Но она уже 
втянулась в эту жизнь и, как говорится, вошла во вкус.