|
материалов о том, что после массовых арестов 1937-1938 годов советское
руководство в индивидуальном порядке решало вопрос о достоверности и
серьезности этих материалов. По существовавшей тогда жесткой практике выписки
из компрометирующих показаний на командный состав Красной Армии докладывались
ЦК ВКП(б) в обязательном порядке. А вот «наверху», похоже, отдавали себе отчет
в том, что достоверность этих материалов вызывала сомнения.
Практика докладов о компрометирующих сигналах на высоких военных существует во
все времена. В военном аппарате об этом прекрасно знают, так же как и то, что
используют эти документы лишь из соображений политической целесообразности, за
исключением случаев очевидных провалов в работе или конкретной вины за
чрезвычайные происшествия. На среднем уровне НКВД существовало некоторое
недоумение, что материалы уходили «наверх», как в песок. Так было не только с
военными, но и группой видных деятелей нашей творческой и технической
интеллигенции. Несмотря на «компрометирующие», по данным НКВД, факты, их
награждали орденами и медалями за заслуги перед Родиной, за вклад в развитие
науки, литературы и искусства.
Говоря о работе Райхмана, Федотова, Михеева, нельзя не остановиться на тех
структурных направлениях, которые обеспечивали функционирование аппарата
госбезопасности. В системе НКВД и МГБ была еще одна организация, обычно
ассоциирующаяся с самыми темными делами, которые осуществлялись в период,
условно можно сказать, сталинской эпохи ВЧК-НКВД. Речь идет о так называемом
Особом бюро при наркоме внутренних дел СССР.
Многие отмечают, что в системе НКВД и в органах разведки и контрразведки в
начале войны не существовало информационно-аналитических подразделений, поэтому
информация агентуры очень часто получала субъективную оценку Сталина и Молотова.
Но это не совсем так. Особое бюро при наркоме внутренних дел как раз и было
центром информационно-аналитической работы. В его состав входило специальное
отделение по систематизации и обобщению информации, направляемой в
правительство. Эту большую работу возглавлял заместитель начальника Особого
бюро А. Коссой, ставший позднее видным советским экономистом. На завершающем
этапе войны и вплоть до конца 1946 года мне пришлось по совместительству
возглавлять Особое бюро. Мы занимались подготовкой методических пособий,
рассылкой указаний, обобщением информации о работе разведывательных и
контрразведывательных органов противника, обобщением опыта чекистской работы.
Справочная картотека Особого бюро на государственных деятелей зарубежных стран
была важным подспорьем для оперативных отделов разведки и контрразведки.
Информационная работа аналитиков велась четко и зачастую материалы Особого бюро
по запросу правительства представлялись в более короткие сроки, нежели справки,
которые получались из разведывательных и контрразведывательных подразделений
НКВД-НКГБ.
Транспортное управление, обеспечивающее контрразведку на транспорте, возглавлял
С. Мильштейн, который одно время руководил секретно-политическим управлением
НКВД. Это был довольно грамотный человек, необычной работоспособности, имевший
опыт работы не только в органах государственной безопасности, но и в сельском
хозяйстве и железнодорожном транспорте. Некоторое время он возглавлял
сельскохозяйственный отдел ЦК партии Грузии. Мильштейн был одним из немногих,
кто во время оперативных совещаний мог позволить себе разговаривать с Берией на
«ты». Надо отдать должное аппарату, который возглавлял Мильштейн. Ни одной
крупной диверсии не удалось совершить противнику на транспорте в канун и во
время войны. Оперативная работа Мильштейна была построена очень эффективно,
система функционировала безотказно.
Мощным подспорьем в деятельности ведущих оперативных подразделений стала
получившая значительное развитие шифровальная и дешифровальная работа и
радиоконтрразведка, возглавляемая Копытцевым, Шевелевым и Блиндерманом. В канун
войны мы читали шифропереписку японского посольства в Москве и японского МИД.
Связано это было с двумя мероприятиями, которые мы успешно осуществили.
Японский МИД свою диппочту в Москву отправлял нашими поездами без сопровождения.
Во Владивосток она доставлялась в специальных вализах. 3-й специальный отдел
НКВД сумел так наладить дело, что прямо в почтовом вагоне была создана
небольшая лаборатория, сотрудники которой вскрывали японскую диппочту,
фотографировали ее, вновь запечатывали так, что никаких следов вскрытия не
оставалось.
Не могу не отметить, насколько скромно в количественном отношении формировался
штат руководящих работников госбезопасности. Высшее руководство НКВД в 1939
году состояло из четырех заместителей наркома внутренних дел. Один из них —
Меркулов. Он вел Главное управление госбезопасности. Первым замом Меркулова
короткое время числился И. Серов, а затем Б. Кобулов. В феврале 1941 года было,
как известно, принято важное решение о создании НКГБ, который должен был
выполнять функции госбезопасности и охраны правительства. Его выделили из
Наркомата внутренних дел. Наркомом был Меркулов, первыми замами Серов и Кобулов.
Надо учесть и то, что в самый пик работы с 1943 по 1945 годы Меркулов имел
только двух заместителей, причем один из них был замом по кадрам. Все это
говорит о том, что штаты руководящих работников не раздувались. Работали сверх
человеческих сил.
|
|