дошел до поста начальника охраны Сталина. Но, думаю, следует остановиться на 
тех, кто непосредственно руководил разведывательной и контрразведывательной 
работой. Среди деятелей этого направления того времени следует выделить прежде 
всего П. Федотова, первоначально возглавлявшего секретно-политический отдел 
ГУГБ НКВД, то есть 2-й отдел, как он тогда именовался, и позднее тот же Федотов 
возглавлял 3-й отдел ГУГБ — контрольно-разведывательный. Первым заместителем 
его был Л. Райхман.

Петр Васильевич Федотов — кадровый работник органов безопасности, очень 
взвешенный человек, отличительной чертой его характера была медлительность в 
принятии решений. Тандем его инициативного заместителя Леонида Райхмана и 
медлительного Федотова, скрупулезно выполнявших все установки, шедшие сверху, 
просуществовал довольно долго и содружество этих людей, начавшееся в 1939 году, 
продолжалось вплоть до 1946 года, когда Федотов возглавил уже внешнюю разведку, 
первоначально в МГБ СССР, а потом в Комитете информации.

Надо сказать, что Райхман в 1946-1951 гг. продолжал руководить 
контрразведывательной работой, став первым заместителем Е. Питовранова, 
начальника контрразведывательного управления с 1946 года, а позднее заместителя 
министра госбезопасности. Фактически всю эту работу инициативно направлял 
Райхман вплоть до своего ареста в октябре 1951 года. Он был незаурядным, очень 
хорошо знающим агентурную работу человеком, совершенно искренне считавшим свою 
деятельность специальным направлением партийной работы. Райхман сам провел ряд 
важных агентурных комбинаций, в его распоряжении был мощный аппарат.

Первоначально особый отдел, т. е. военную контрразведку, возглавлял В. Бочков — 
выпускник военной академии имени Фрунзе, пришедший по партийному набору. Он 
обладал довольно широким военным кругозором. В 1940 году он неожиданно был 
выдвинут на должность Генерального прокурора. Дело в том, что М. Панкратьев, 
сменив Вышинского, обвинил Берию в прекращении дел против «врагов народа», в 
освобождении лиц, по которым прокурор не усматривал оснований прекращения 
уголовного преследования. Было создано две комиссии по этим вопросам. Почему 
две? Панкратьев писал на Берию заявления дважды. Одно заявление было написано в 
1939 году, сразу как Панкратьев стал Генеральным прокурором. По этому заявлению 
работала комиссия, которая не нашла злоупотреблений служебным положением и 
халатности по прекращенным делам. В 1940 году Панкратьев вновь написал 
заявление, в котором утверждал, что опять прекращаются дела, возбужденные в 
отношении врагов народа, и их прекращение, на его взгляд, является 
необоснованным, недостаточно согласованным с прокуратурой. Вторая комиссия 
также осуществила проверку и снова не нашла подтверждений. После этого 
Панкратьев был снят с должности Генерального прокурора, а на его должность был 
выдвинут Бочков, юридически совершенно неподготовленный человек, окончивший 
военную академию. Но тем не менее считалось, что он может провести в жизнь все 
необходимые директивы по правоохранительной деятельности.

С обстоятельствами отставки В. Бочкова с поста Генерального прокурора связаны 
трагические события, а именно убийство дочери посла СССР в Мексике К. Уманского 
и самоубийство сына министра авиационной промышленности Шахурина. Было 
возбуждено уголовное дело. Следствие по нему вел лично заместитель наркома ГБ Б.
 Кобулов и начальник секретно-политического управления, предшественника 
идеологической контрразведки КГБ, Н. Сазыкин. Бочков стремился замять его. Но 
Сталин приказал дать ему ход и рассматривать его как пример бытового разложения 
членов семей советского руководства. Дело быстро приняло политическую подоплеку.
 В него оказались втянутыми дети других ответственных работников, в частности 
члена Политбюро А. Микояна. Семьи Микояна, Шахурина и других наркомов жили в 
атмосфере постоянного напряжения и страха. Дети ответственных работников, 
принадлежавшие к «золотой молодежи» того времени, были осуждены за незаконное 
хранение и использование чужого огнестрельного оружия. Пытавшийся замять это 
дело Бочков был снят с должности Генерального прокурора и вернулся на службу в 
конвойные войска.

Значительно больший след в военной контрразведке оставил В. Михеев. Он 
запомнился мне инициативным работником, понимавшим, что главная задача военной 
контрразведки заключалась в ограждении наших вооруженных сил от проникновения 
вражеской агентуры и срыве разведывательно-диверсионных операций в ближнем тылу 
наших пограничных военных округов. Однако реализовывать эту задачу было не 
просто, так как за военной контрразведкой тянулся очень большой след старых дел 
1936-1937 годов. Целые направления работы нацеливались «на разработку остатков 
троцкистско-бухаринского подполья и военных заговорщиков — сторонников 
Тухачевского в армии и на флоте».

Военная контрразведка в ущерб отслеживанию боеготовности Красной Армии 
интенсивно занималась перепроверкой показаний соучастников и свидетельств так 
называемого военного заговора 1937-1938 годов. Михеев не раз говорил мне и 
Фитину об удручающей картине компрометирующих показаний на большую часть 
командного состава Красной Армии, запрашивая заграничные материалы на наших 
военных руководителей.

Много раз встречавшийся со мной сотрудник отдела политических репрессий 
администрации президента Российской Федерации Л. Решин показывал мне ряд