немецко-фашистских войск будет окружение и уничтожение главных сил Центрального 
и Воронежского фронтов на Курской дуге. В последующем не исключалось развитие 
успеха в восточном и юго-восточном направлениях, в том числе на Москву. По 
этому поводу И. В. Сталин проявил особое беспокойство. 

В итоге было решено основные наши усилия сосредоточить в районе Курска, 
обескровить здесь противника в оборонительной операции, а затем перейти в 
контрнаступление и окончательно довершить его разгром. Во избежание 
неожиданностей признавалось нужным создать глубокую и прочную оборону на всем 
стратегическом фронте, особо же мощную - на курском направлении. 

На случай, если гитлеровское командование не предпримет наступления в ближайшее 
время, а оттянет его на длительный срок, предусматривался другой вариант - 
переход советских войск к активным действиям, не ожидая ударов противника. 

После этого совещания Генеральный штаб вплотную занялся разработкой плана 
летней кампании и важнейших ее операций. И тут-то, уже 21 апреля, в Ставку 
поступили запоздалые соображения командования Воронежского фронта. Оно тоже 
высказалось за преднамеренную оборону с последующим переходом в 
контрнаступление, допуская, однако, и возможность нанесения нами упреждающего 
удара, если враг не будет наступать длительное время. Формулировка будущих 
задач давалась в общем очень гибко. 

Работая над планами летней кампании 1943 года, нужно было, как говорится, семь 
раз отмерить - раз отрезать. Наступать немедленно мы тоже не имели возможности. 
Да и для того чтобы сорвать наступление противника, следовало тщательно 
подготовиться: пополнить и сосредоточить войска, резервы, подвезти боеприпасы, 
накопить горючее, организовать медицинское и другое обеспечение. Считалось, 
например, что перед крупной операцией только авиационного горючего необходимо 
иметь до 20 заправок. Чтобы создать такие запасы воздушным армиям, пришлось 
временно отказаться даже от действий по вражеским аэродромам и коммуникациям. 

В период подготовки операции Генштабу приходилось увязывать вопросы ее 
организации с великим множеством начальников. У каждого был свой характер, 
излюбленный стиль работы, привычки. Запомнилось мне, как "действовал" начальник 
Главного военно-санитарного управления Красной Армии генерал Е. К. Смирнов. 
Ефим Иванович стал моим большим другом, но тогда не раз приходилось мне 
скрипеть зубами, потому что появлялся он в самый неподходящий момент, именно 
тогда, когда я как начальник Оперативного управления крутился едва ли не как 
белка в колесе. 

"Главный начмед" садился на стул и без лишних слов спрашивал: 

- Где будем наступать? Куда мне гнать свои силы? 

- Ефим Иванович, этого сейчас сказать не могу. 

- Знаю, это - тайна. А ты просто посоветуй, куда двигать госпитали. А то будет 
поздно. 

- И посоветовать не могу. 

- Ладно. Скажи хоть - на каком направлении? 

- Ефим Иванович,- молил я,- и этого не могу. 

И так без конца. Он не возмущался, не горячился, но продолжал задавать свои 
"наводящие вопросы"... Подходило время, мы сами говорили, куда двигать силы, он,
 довольный, уходил восвояси, и дело закипало. 

В ходе войны наша медицинская служба спасла жизнь многим миллионам воинов, 
вернула их в строй, внесла большую лепту в общее дело победы над врагом. 

25 апреля Ставка рассмотрела состояние дел на Воронежском фронте, против 
которого находилась наиболее мощная белгородско-харьковская группировка 
противника. План обороны фронта был одобрен, а срок ее готовности назначен на 
10 мая. К наступлению готовность наметили не позже 1 июня. Идея упреждающего 
удара все еще не отбрасывалась, но стояла на втором плане. 

Мы примерялись так и эдак. Творческая и большая организаторская работа, 
необходимая при подготовке всякой операции крупного масштаба, развернулась в 
полную силу. 

К этому моменту окончательно выяснилось, что ни в конце апреля, ни в начале мая 
противник не сумеет перейти в решительное наступление. Но он тоже не терял 
времени даром. Как только стабилизировалось положение под Белгородом, 
немецко-фашистские войска без промедления приступили к созданию глубокой 
траншейной обороны по типу той, с которой мы столкнулись на Миусе. Это нами 
учитывалось, и в предвидении наступления с прорывом такой обороны Ставка 
форсировала формирование артиллерийских корпусов прорыва, пушечных дивизий РВГК,