Доклады Генерального штаба в Ставке имели свой строгий порядок. После вызова по 
телефону мы садились в автомашину и по пустынной Москве отправлялись в Кремль 
или на "Ближнюю" - кунцевскую дачу Сталина. В Кремль въезжали через Боровицкие 
ворота и, обогнув здание Верховного Совета СССР по Ивановской площади, 
сворачивали в так называемый "уголок", где находились квартира и рабочий 
кабинет И. В. Сталина. Через кабинет Поскребышева входили в небольшое помещение 
начальника личной охраны Верховного Главнокомандующего и, наконец, попадали к 
нему самому. 

В левой части кабинета со сводчатым потолком и обшитыми светлым дубом стенами 
стоял длинный прямоугольный стол. На нем мы развертывали карты и по ним 
докладывали за каждый фронт в отдельности, начиная с того, где в данный момент 
происходили главные события. Никакими предварительными записями не пользовались.
 Обстановку знали на память, и она была отражена на карте. 

За торцом стола, в углу, стоял большой глобус. Должен заметить, однако, что за 
сотни раз посещения этого кабинета мне никогда не довелось видеть, чтобы им 
пользовались при рассмотрении оперативных вопросов. Разговоры о руководстве 
действиями фронтов по глобусу беспочвенны. 

Кроме Верховного Главнокомандующего на докладах, как правило, присутствовали 
члены Политбюро ЦК ВКП(б) и члены Ставки. При необходимости вызывались 
командующий артиллерией Н. Н. Воронов, командующий бронетанковыми и 
механизированными войсками Я. Н. Фе-доренко, командующий ВВС А. А. Новиков, 
начальник инженерных войск М. П. Воробьев, начальник Главного артиллерийского 
управления Н. Д. Яковлев, начальник тыла Советской Армии А. В. Хрулев и другие. 
Они докладывали и давали справки по своим специальным вопросам. 

Члены Политбюро садились обычно вдоль стола у стены лицом к нам, военным, и к 
большим портретам Суворова и Кутузова, висевшим на противоположной стороне 
кабинета. Сталин слушал доклад, прохаживаясь у стола с нашей стороны. Изредка 
подходил к своему письменному столу, стоявшему в глубине кабинета справа, брал 
две папиросы "Герцеговина Флор", разрывал и набивал табаком трубку. Правее 
письменного стола на особой подставке белела под стеклом гипсовая посмертная 
маска В. И. Ленина. 

Доклад наш начинался с характеристики действий своих войск за истекшие сутки. 
Фронты, армии, танковые и механизированные корпуса назывались по фамилиям 
командующих и командиров, дивизии - по номерам. Так было установлено Сталиным. 
Потом мы все привыкли к этому и в Генштабе придерживались такой же системы. 

Затем докладывались проекты директив, которые надо было отдать войскам. 
Директивы Ставки подписывали Верховный Главнокомандующий и его заместитель или 
начальник Генерального штаба, а когда в Москве не было ни Г. К. Жукова, ни А. М.
 Василевского, вторым подписывался А. И. Антонов. Распоряжения меньшей важности 
заканчивались фразой "По поручению Ставки", и дальше следовала подпись либо А. 
М. Василевского, либо А. И. Антонова. Часто такие распоряжения формулировались 
прямо в Ставке. Сталин диктовал, я записывал. Потом он заставлял читать текст 
вслух и при этом вносил поправки. Эти документы, как правило, не 
перепечатывались на машинке, а прямо в оригинале поступали в находившуюся 
неподалеку аппаратную узла связи и немедленно передавались на фронты. 

Тем временем мы извлекали нашу синюю папку и начинали докладывать просьбы 
фронтов. Они касались главным образом пополнения войск живой силой, поставок 
вооружения, техники, горючего. Конечно, предварительно все эти просьбы 
рассматривались в Генштабе с участием командующих видами вооруженных сил и 
родов войск. 

С доклада мы возвращались лишь в 3-4 часа утра. 

Иногда приходилось бывать в Ставке и по два раза на протяжении одних суток. 

Установленный Сталиным жесткий порядок работы Генштаба никто не мог изменить. 
Огромный объем этой работы, ее неотложность делали службу здесь крайне 
изнурительной. Работали на износ, наперед зная, что даже за малейшую ошибку с 
тебя будет строго взыскано. Не каждый мог выдержать такое напряжение. Некоторые 
из моих товарищей длительное время страдали впоследствии истощением нервной 
системы, сердечными заболеваниями. Многие сразу же после войны, не дослужив до 
возрастного срока, ушли в запас. 

Должен заметить, что режим военного времени оставался в Генштабе почти 
неизменным вплоть до смерти Сталина: мы по-прежнему заканчивали свой трудовой 
день в 3-4 часа утра, а к 10-11 часам дня обязаны были опять являться на службу.
 

Как-то уж повелось, что, говоря о людях интеллектуального, творческого труда, 
имеют в виду работников искусства, литературы, реже техников и почти никогда - 
военных.