Выслушав командармов, Жуков сказал: 

- Будем искать решения задачи южнее Кубани. Завтра же выедем на место. 

Обстановка южнее Кубани выглядела так. На основном направлении наступала 56-я 
армия. Главный удар наносился в обход Крымской с юга, вспомогательный - в обход 
с севера. Враг бросил в бой свежие силы пехоты и танков, большие массы авиации. 
В результате 56-я армия только подошла к Крымской, но овладеть ею не смогла. В 
наступающих дивизиях остро ощущался недостаток боеприпасов. Не хватало 
артиллерии и танков. Тяжело приходилось и 18-й армии. Она второй день отражала 
сильнейшие атаки противника в районе Мысхако. 

Утром 19 апреля мы прибыли на командный пункт 56-й армии, располагавшийся за 
станицей Абинской. Командарм А. А. Гречко, докладывая обстановку, прямо заявил, 
что очередное наступление, назначенное на завтрашний день, не подготовлено. Г. 
К. Жуков согласился с этим мне-нием и отсрочил наступление армии на пять дней, 
то есть до 25 апреля. К этому времени ожидались боеприпасы, горючее, подход 
артиллерии РВГК и, самое главное, становилось возможным использовать всю 
авиацию, в том числе и вновь прибывшую, что позволяло захватить господство в 
воздухе. К тому же сроку должна была подойти дивизия НКВД. Предполагалось также 
усилить 56-ю армию за счет переброски сюда артиллерии, в том числе гвардейских 
минометов, с пассивных участков фронта. А кроме всего прочего, Жукову хотелось 
до начала наступления лично побывать в корпусах и дивизиях, посмотреть все 
своими глазами. 

Тут же он отдал распоряжение отрыть в районе КП 56-й армии несколько землянок 
для нас, с тем чтобы мы были поближе к войскам, действующим на главном 
направлении, и не тратили бы напрасно времени на поездки в Краснодар. Георгий 
Константинович и Масленникову предложил иметь свой НП в этой армии. 

Последующие дни мы провели главным образом в войсках, знакомились с командирами 
корпусов и дивизий, изучали все детали обстановки, уточняли на местности 
взаимодействие. С НП командарма, который был километрах в двух от переднего 
края, наметили, где и как будем вводить в бой особую дивизию НКВД. 

Одновременно с подготовкой наступления 56-й армии представитель Ставки проявил 
большую заботу об упрочении обороны десантной группы 18-й армии на Мысхако, 
обеспечении ее устойчивости и бесперебойном питании всем необходимым. Уже 20 
апреля перед фронтом десантной группы по войскам противника было произведено 
два массированных авиационных удара. Каждый удар наносили 200 самолетов, после 
чего противник сразу приостановил свое наступление и стал зарываться в землю. 
По указанию Г. К. Жукова флот выделил дополнительные средства для перевозок на 
Малую землю, была усилена артиллерия 18-й армии к районе Цемесской бухты, 
улучшена система артиллерийского огня. 

В ночь на 21 апреля объединенными усилиями авиации дальнего действия, 
Северо-Кавказского фронта и Черноморского флота производились удары по 
аэродромам противника в Анапе, по захваченной им части Новороссийска и 
опять-таки по боевым порядкам немецко-фашистских войск. Налеты эти тоже 
оказались очень эффективными. 

Из чисто организационных мероприятий, осуществленных в те же дни, достойны 
упоминания здесь, пожалуй, только два: перемещение на побережье Азовского моря 
управления 58-й армии с одновременной передачей ее дивизий в состав 9-й армии и 
сведение трех гвардейских стрелковых дивизий 56-й армии в 11-й гвардейский 
стрелковый корпус. 

Однажды уже поздно ночью, закончив очередное донесение в Москву, я понес его на 
подпись Жукову. Георгий Константинович сидел в своей землянке, глубоко 
задумавшись над развернутой картой. Подписал почти без поправок и по привычке 
спросил: 

- Что намереваетесь делать теперь? 

- Отправлю донесение и лягу спать,- ответил я, прикинув, что до рассвета 
остается не так уж много времени. 

- Пожалуй, правильно... 

На том мы и расстались. 

Отправка донесения - дело недолгое. Через полчаса я вернулся к себе и только 
было собрался прилечь, как услышал приглушенные звуки баяна. Кто-то мягко 
выводил грустную, всем тогда знакомую мелодию. Я выглянул в дверь и увидел 
Георгия Константиновича. Он медленно растягивал мехи баяна, присев на порог 
землянки. За первой мелодией последовали вторая, третья, такие же сердечные. 
Все это были добрые наши фронтовые песни. Мастерства у музыканта не хватало, но 
играл он с подкупающим усердием. Я долго стоял у двери не шелохнувшись.