исправления этой несправедливости. 

А Захаров, как мы и ожидали, не замедлил объявить, что до него здесь все было 
плохо и ему-де придется долго исправлять чужие грехи. Тут же с ходу он пытался 
опротестовать направление главного удара в подготовляемом наступлении. Внешне 
доводы его казались вполне логичными: зачем, мол, заставлять войска форсировать 
в ходе наступления реку Проню, если у соседней 50-й армии имеется уже готовый 
плацдарм. Захаров настаивал на перенесении усилий фронта в полосу 50-й армии, 
не дав себе труда побывать на местности. А местность в районе плацдарма была 
выгодной для обороны противника и никак не позволяла нам в полную меру 
использовать главную ударную силу - артиллерию. На участке же прорыва, 
намеченном Петровым и одобренном Генеральным штабом, артиллерия имела 
возможность надежно подавить всю тактическую зону неприятельской обороны, чем 
вполне компенсировалась необходимость форсирования реки. Да и без того Проня не 
представляла здесь собой серьезной преграды. Лишь после того как были изложены 
все эти соображения и в категорической форме заявлено, что решение, 
утвержденное Ставкой, менять без ее ведома нельзя, Захаров скрепя сердце сдался.
 

Второй неприятный срыв произошел у него 7 июня. В этот день на командном пункте 
И. Т. Гришина было созвано совещание командиров корпусов и дивизий. Имелось в 
виду заслушать их доклады по обстановке и поставить некоторые задачи по 
подготовке войск и органов управления к наступлению. 

Собрались в большой палатке госпитального типа. Все с повышенным интересом 
приглядывались к новому командующему. Г. Ф. Захаров уловил это и начал 
совещание с подробного рассказа своей биографии, особенно налегая на боевую 
практику. Потом вдруг без заметного повода пустился в рассуждения об отличии 
строевого совещания от собраний. Слово "строевого" было произнесено с 
подчеркнутым пафосом, и затем прозвучала такая тирада: 

- Здесь говорить буду я, а вам надлежит только слушать и записывать мои 
указания. 

Тут же командующий потребовал показать, на чем кто собирается вести записи. 
Поднялись руки с листками и потрепанными блокнотами. Г. Ф. Захаров распорядился 
немедленно раздать заранее заготовленные рабочие тетради и довольно пространно 
объяснил их значение. 

Вооружившись тетрадями, все, естественно, приготовились записывать указания, но 
таковых не последовало. Вместо указаний командующий стал поднимать участников 
совещания и поочередно задавать каждому вопросы по уставам, по тактике 
общевойскового боя. Многие смущались, отвечали невпопад. Захаров взвинчивался 
все больше и больше, перешел на грубости. Атмосфера накалилась. Нужно было 
принимать какие-то меры. Поскольку совещание длилось уже достаточно долго, я 
предложил сделать перерыв. 

Пока командиры, выйдя из палатки, курили и сдержанно обменивались впечатлениями,
 мы с Захаровым успели объясниться. Я с большим трудом убедил его, что 
продолжать в таком духе и тоне не следует. После перерыва он повел себя 
по-иному. Говорил дельно и действительно дал ряд важных указаний по подготовке 
к прорыву неприятельской обороны. 

Вскоре почувствовалось, что, несмотря на все шероховатости первой половины 
совещания, между командующим и аудиторией начинает устанавливаться контакт. 
Командиры успокоились и слушали его внимательно. Но когда в качестве образца 
для подражания без каких-либо оговорок была названа "Памятка по прорыву 
обороны", составленная и применявшаяся в боях за Крым, люди опять заволновались.
 И это понятно: ведь в Таврии местность типично степная, ровная, как стол, 
позиции сторон на фронте 2-й гвардейской армии, которой командовал там Захаров, 
сходились почти вплотную. В такой обстановке "Памятка" резонно рекомендовала 
стремительным броском преодолевать расстояние до траншей противника вслед за 
перемещением артиллерийского огня. Но здесь-то, в Белоруссии, перед нашим 
передним краем лежала низменная пойма реки Прони почти в два километра шириной, 
и только за ней располагался противник, скрытый к тому же лесом. Такое 
пространство броском не проскочишь. Здесь не годились методы действий, 
оправдавшие себя в Таврии. 

Волнение присутствующих не ускользнуло от внимания командующего. Он поправился: 
к использованию любого опыта следует, мол, подходить творчески. "Памятку", 
привезенную из Крыма, раздавать не стали, и закончилось совещание вполне 
нормально. В последующем Г. Ф. Захаров сам с пристрастием следил за тем, чтобы 
способы действий войск всегда отвечали условиям обстановки, согласовывались с 
ее особенностями. 

Выбор наиболее целесообразных способов действий войск в предстоящем наступлении 
стал предметом особых забот командиров всех степеней. Над этим размышляли в 
каждом штабе. Много потрудились в этом отношении и представители Ставки. 

Г. К. Жукова, например, в течение по крайней мере двух недель с утра до ночи