Я вскочил и, не раздумывая, отрапортовал: 

- Старшина дивизиона благодарит за доверие и поставленную задачу выполнит. 

- Вот и хорошо. С завтрашнего дня будете оформлены приказом и начнете 
заниматься как ударники. Все свободны, - закончил Вукотич. 

Началась "ударная" жизнь. Облегчений особых не было, а тягот досталось много. 
Занимались вшестером по отдельной программе по 10 часов в день, а службу 
воинскую тоже несли: все ведь были помкомвзводы, командиры отделений, а я - 
старшина, и никто не слагал с нас обязанностей. 

К 1 Мая программа была закончена, экзамены сданы, и вот долгожданный приказ 
Народного комиссара обороны о нашем выпуске и назначении. Прощай, школа, 
вступаем в самостоятельную жизнь! 

Насколько мне помнится, этот выпуск ударников был первым и последним. Тогда шли 
эксперименты, поиски новых форм социалистического соревнования, не все 
оказалось приемлемым для военных училищ, и жизнь отметала ошибочное. 

По положению того времени выпускникам-отличникам предоставлялось право выбора 
места службы, и мы, в который уже раз, обсуждали, кто куда поедет. Я хотел быть 
поближе к родным местам и намечал Ростов или Сталинград. Но все пошло и теперь 
не по установленному порядку. 

Незадолго до выпуска меня и еще двух курсантов (Егора Мельникова и Дмитрия 
Ильичковича) из нашей группы опять вызвали к комиссару. Присутствовал также 
отсекр партбюро Мазепов. Суть дела состояла в том, что 121-му 
зенитно-артиллерийскому полку, который стоял в Севастополе и где все курсанты 
проходили стажировку, требовались три командира взвода. Нам разъяснили, что 
полк этот вроде бы наш подшефный и взводными туда должны пойти лучшие курсанты 
училища. Короче говоря, нам предложили пойти в этот полк. Три остальных 
ударника поехали туда, куда захотели. 

Служба в полку началась с того, что командир учебной батареи, куда я был 
назначен, П. Ф. Чесных повел меня на конюшню, дал коня и тут же вместе со мной 
выехал в манеж, проверил умение ездить, брать препятствия, рубить и т. д. Сам 
он был терский казак, заядлый конник, спортсмен, вел спартанский образ жизни и 
требовал того же от подчиненных. После манежа - спортивный городок. Комбат 
посмотрел, что мы можем делать на гимнастических снарядах. Остался доволен всем,
 кроме одного: я не умел ходить на руках. А он при мне снял шашку и прошел на 
руках вдоль всей казармы батареи и сказал, что через два месяца пройдем это 
расстояние вместе. 

Принял я взвод разведки в 25 человек. Ребята все хорошие, правда, 8 человек из 
них имели образование всего 3 класса. Это - в учебной батарее, где готовились 
младшие командиры. В линейных батареях было тогда много неграмотных. 

Летом полк принимал приписной состав, который сводился в отдельный дивизион, и 
из каждой батареи туда прикомандировывались командиры разных степеней. На один 
из сборов попал и я. Вспоминаю об этом потому, что там судьба свела меня с 
одним замечательным человеком. Командиром этого дивизиона был Семен Ильич 
Макеев. Он отличался высокой общей культурой и отменной вежливостью, 
предпочитал конюшне книгу. Высокий, всегда подтянутый и безукоризненно одетый 
(до революции он служил в Павловском гвардейском полку), он являлся, пожалуй, 
самым начитанным и умным командиром в нашем полку. Общим у него и П. Ф. Чесных 
были высокая требовательность, рвение в службе, забота о людях, правдивость и 
доступность. Все свои лучшие качества они прививали нам, передавали знания и 
навыки. С тех пор прошло почти 45 лет, а мы, бывшие сослуживцы по 121-му 
зенитно-артиллерийскому полку, оставшиеся в живых, собираемся каждый год и 
вспоминаем минувшие дни. Генерал-лейтенанты П. Ф. Чесных и С. И. Макеев уже на 
заслуженном отдыхе, бывшие командиры взводов тоже теперь генералы: В. М. 
Кручинин, Я. М. Табунченко. Нет уже с нами генерал-полковника Г. Н. Орла. 
Служебные пути наши расходились и перекрещивались, но мы никогда не порывали 
связи и всегда поддерживали друг друга 

Прошел год службы в полку. Состоялось важное событие - наконец-то я получил 
комнату и перестал скитаться по чужим углам. До этого примерно полгода мы 
вдвоем жили в бильярдной полкового клуба и ложились спать на освободившихся 
бильярдных столах лишь после того, как клуб закрывался. Все мои товарищи уже 
обзавелись семьями, настала и моя пора. 

В станице у меня осталась невеста Таисия Дмитриевна Андросова, которая ждала 
меня больше пяти лет. Мы переписывались, раз в год виделись, но давно дали друг 
другу слово, что будем жить вместе, как только я смогу взять ее к себе. 
Хотелось самому поехать за ней, но отпуск мне по плану был определен после 
возвращения из лагерей. Пришлось просить ее приехать самой. Дней через десять 
получил телеграмму: выезжает. Приехала она вместе с моей матерью. На второй 
день, в июле 1931 года, мы расписались в загсе и с тех пор делим вместе все