карты. 

Около 10 часов в салон зашел Климент Ефремович. Оказывается, я разбудил его 
своими разговорами по ВЧ. 

- Ну и громко же вы кричите,- посетовал он.- Что там на войне? 

Я кратко доложил, не разворачивая карт. В тот период войска 2-го и 1-го 
Прибалтийских фронтов вели тяжелые наступательные бои в районах Идрицы, Городка,
 Витебска, не имея сколько-нибудь существенного продвижения. Застопорился и 
Западный фронт, вышедший тоже к Витебску и на подступы к Могилеву. Значительно 
лучше обстояло дело в полосе Белорусского фронта. Здесь наши войска под 
командованием К. К. Рокоссовского обошли Гомель, освобождение которого 
ожидалось с часу на час, развивали наступление на Жлобин и на полесском 
направлении. 

Сложное положение складывалось на 1-м Украинском фронте. После овладения Киевом 
его войска захватили обширный район до рубежа Малин, Житомир, Фастов, Триполье. 
17 ноября был освобожден Коростень. И тут противник локализовал наши успехи. Он 
перегруппировался, ввел свежие резервы и перешел в контрнаступление, нанося 
удары в направлении Киева под самый корень нашей группировки. Особенно сильный 
нажим оказывали немецкие танки в районах Житомира и Фастова. 19 ноября враг 
овладел Житомиром, а 25-го ему удалось окружить Коростень, где продолжала 
героически бороться 226-я стрелковая дивизия 60-й армии. 

В полосах 2-го и 3-го Украинских фронтов шли трудные наступательные бои на 
кировоградском, криворожском направлениях и западнее Запорожья. 

В 11 часов начальник охраны Сталина генерал-лейтенант Власик пригласил 
Ворошилова в салон Верховного Главнокомандующего. Я остался у себя, предупредив 
Власика, что готов доложить обстановку. Минут через пять за мной пришли. 

Кроме Сталина и Ворошилова в салоне находился Молотов. Верховный спросил, есть 
ли что нового на фронтах. Нового было немного, и меня вскоре отпустили. 

Вечером собирал обстановку уже в Сталинграде. Затем приготовился к "выгрузке" - 
сложил карты в портфель и ждал только команды. Однако ее не последовало. Из 
поезда никто не выходил, и через полчаса мы поехали дальше. 

Когда меня вновь потребовали к Сталину, я застал у него тех же лиц. Все сидели 
теперь за накрытым к обеду столом. 

Обстановку я докладывал по миллионке. Затем передал Верховному несколько просьб 
и предложений с фронтов, полученных через А. И. Антонова. Сталин разрешил все 
просьбы, утвердил предложения и пригласил меня обедать. 

Обедали часа полтора. Разговор все время шел о какой-то предстоящей конференции 
с участием Рузвельта и Черчилля. Мне о ней ничего не было известно. 

Минула ночь. Настал новый день. Заведенный порядок оставался неизменным. Три 
раза ходил на доклад в вагон Сталина. Проехали Кизляр, Махачкалу. К вечеру 
прибыли в Баку. Здесь все, кроме меня, сели по машинам и куда-то уехали. Я 
ночевал в поезде. В 7 часов утра за мной заехали, и мы отправились на аэродром. 


На летном поле стояло несколько самолетов Си-47. У одного из них прогуливались 
командующий ВВС А. А. Новиков и командующий авиацией дальнего действия А. Е. 
Голованов. У другого самолета я заметил знакомого мне летчика В. Г. Грачева. В 
8 часов на аэродром прибыл И. В. Сталин. Новиков доложил ему, что для 
немедленного вылета подготовлены два самолета: один из них поведет 
генерал-полковник Голованов, другой - полковник Грачев. Через полчаса пойдут 
еще две машины с группой сотрудников Наркоминдела. 

А. А. Новиков пригласил Верховного Главнокомандующего в самолет Голованова. Тот 
сначала, казалось, принял это приглашение, но, сделав несколько шагов, вдруг 
остановился. 

- Генерал-полковники редко водят самолеты,- сказал Сталин,- мы лучше полетим с 
полковником. 

И повернул в сторону Грачева. Молотов и Ворошилов последовали за ним. 

- Штеменко тоже полетит с нами, в пути доложит обстановку,- сказал Сталин, уже 
поднимаясь по трапу. 

Я не заставил себя ждать. Во втором самолете полетели А. Я. Вышинский, 
несколько сотрудников Наркоминдела и охрана. 

Только на аэродроме мне стало известно, что летим мы в Тегеран. Сопровождали 
нас три девятки истребителей: две - по бокам, одна - впереди и выше.