Вытащили из машины все, что нужно, в том числе колбасу. Машину спустили под 
откос. 

Переночевали опять в лесочке. Обошли стороной населенный пункт. Вышли на дорогу 
и опять стали ловить машину. Повезло и на этот раз. Захватили легковушку. Сюда 
не все поместилось. Пришлось ловить еще одну. Связав пассажиров и отобрав 
документы, двинулись на юг. Следующий железнодорожный переезд опять 
заминировали. 

Погони за собой не замечали, хотя знали, что ищут. Выручали МЗД. Уж очень умные 
мины. Они взрывались тогда, когда группы уже и след простыл. Сутки-двое, а если 
надо, то и неделю по ним проходили поезда, а они все выжидали, а когда поезд 
летел под откос, группа находилась уже там, где никто и не думал искать. 

На дорогах появилась охрана. Пришлось идти пешком по азимуту. Продукты 
кончились, а взрывчатки поубавилось. 

Зашли в село к помещику. Сказали, что высадился красный десант. Потребовали 
десять овец. Выйдя из села, овец распустили, оставив одну. 

Через месяц вышли, наконец, в Крайово, где действовала Красная армия. Здесь их 
и взяли. 

Вопросам не было конца. Я поинтересовался: 

- Скажите, когда вам приходилось труднее в тылу врага: в начале войны на своей 
территории или в 1944 году в Румынии? 

- Конечно, самым трудным оказалось начало войны и потому, что противник был 
опытный и сильный, а мы не имели ни опыта, ни знаний. Многие гибли. Обидно 
вспоминать, как в начале войны партизанили в тылу: не знали методов и приемов, 
не имели техники. 

В отрядах было много командиров, вышедших из окружения, но и они не умели 
действовать в тылу врага. 

Самое важное, что везде находились люди, которые стремились помочь. 

- Эх, если бы мы так были подготовлены в начале войны, как перед выброской в 
Венгрию, сказал Фалков, - то на своей территории могли бы уже в первые недели 
бить врага, минировать дороги и пускать под откос поезда и тогда много сил 
пришлось бы немцам отвлекать на охрану коммуникаций. Вот это было бы посильней 
второго фронта. Но в начале войны мы не имели нужных навыков и средств и 
гонялись за отдельными полицейскими, а за нами гонялись обученные каратели. 

- Конечно, мы понимаем, что на своей территории не планировали воевать, - 
добавил Тищенко, - но, к несчастью пришлось. В начале войны среди партизан 
объявилось много специалистов, но не было командиров, которые бы знали 
партизанскую тактику, диверсионную технику, а именно они и были нужны. Впервые 
они у нас появились только через полтора года. 

Позвонил телефон и разговор прервался. 

На следующий день я получил радиограмму Строкача: 

"Старинову. Приветствую. Сообщите, где вы и что делаете, как и в каких целях 
хотите использовать Тищенко, повторяю, Тищенко? Меня интересует южная Венгрия, 
повторяю, Венгрия. Прошу организовать набор Тищенко хороший отряд и направить в 
Венгрию - это будет замечательно и вашим вкладом в дело начатого нами 
партизанского движения остальных стран. Жму руку. Жду ответа. Строкач. 11.00.22.
9.44 года". 

К этому времени у меня были исключительно большие возможности забросить группу 
в Венгрию и на самолете, и через линию фронта, в которой были большие бреши. 

Однако выполнить просьбу Строкача я не смог. Некоторые работники из хозяйства 
Берии проявили по отношению к этой группе особую "бдительность". 

- Товарищ полковник, кто вам разрешил держать при нашей миссии этих диверсантов 
и кормить их без аттестата, - таинственно обратился ко мне некто Гавриков. 

- Вы же знаете, что они выброшены в тыл противника Украинским штабом 
партизанского движения. Надо помочь им попасть по назначению. Вот радиограмма 
Строкача, - и я показал ее Гаврикову. 

- А почему они сразу не пошли "по назначению" в Венгрию, а оказались в нашем 
тылу и как раз в месте дислокации нашей миссии? 

- Ошибка и неудача десантирования, - ответил я.