комнате, на окно, откуда открывался захватывающий, полный голубизны и солнца 
простор. 

- Мама, что я вижу! Ты только погляди! - воскликнул он, подавая ей бинокль. - 
Речка вон. А подальше лес, такой большой, весь в белом! 

- Этот лес для самой охоты, - отозвался Николай Григорьевич. - В нем белок тьма.
 И даже кабаны водятся. 

- Какие они, страшные? - спросила Света. 

- Очень. Бывает, что и на огороды, прямо к дому подходят. И клыки у них во 
какие! - Он присел на корточки, изобразил на пальцах клыки. Она вскрикнула, и 
тотчас прыгнула к нему на шею. 

В сенцы кто-то вошел, потопал сапогами, видимо, обивая снег, и едва открылась 
дверь, как Шмелев встал и шагнул навстречу Гребенникову. 

- Батенька мой! Ну-ну, заходи! 

Гребенников немного постоял, разглядывая комнату. 

- Познакомься, Катюша. Наш комиссар, - сказал Николай Григорьевич и с той же 
веселостью добавил: - Ну, а это мой выводок. 

Гребенников задержал пытливый взгляд на мальчике, смерил его с головы до ног. 
Он не по летам вытянулся и, словно боясь своего роста, заметно сутулился. У 
него были большие хмуроватые глаза, топорщился коротко подстриженный хохолок, 
нос был с приметной горбинкой. "Как ястребок", подумал Гребенников, а вслух 
заметил: 

- Шмелевской породы! 

Разговор за столом велся о всякой всячине: то перекидывался на дальние берега 
Невы, то касался самых будничных армейских дел. 

- Выводы инспекции не присылали из округа? - спросил Николай Григорьевич. 

Гребенников покачал головой и, намереваясь что-то сообщить, повел глазами по 
комнате, как бы давая понять, что говорить в присутствии даже его жены неудобно.
 Екатерина Степановна поняла намек, быстро оделась и ушла с дочкой гулять во 
двор. Следом за ними, важно повесив на грудь бинокль, выбежал и Алеша. 

- О главном я тебе не сказал, - оставшись наедине, озабоченно сказал 
Гребенников. - У нас большие перемены. 

- В чем? 

- Пришло указание сдать коней, упряжь, повозки. И оружие. Да-да, придется нам 
прощаться с трехлинейкой, - добавил Иван Мартынович, поймав настороженный 
взгляд комбрига. 

- Взамен что дают? - отрывисто спросил Шмелев. 

- А пока ничего. Только сулят... 

- Как ничего? - вырвалось у Шмелева. И он вскочил упруго, словно подкинутый 
кверху пружиной. Глаза его в одно мгновение стали жесткими и неприязненно 
колючими. 

Встал и Гребенников. 

- Кому это взбрело в голову? - закричал почти в бешенстве Шмелев. Что делают! 
Что делают! Да ты знаешь, на что нас толкают?.. Это же обезоружить дивизию! - 
порывисто взмахивая руками, горячился Николай Григорьевич. - В такое время 
всякое может случиться... И тебе-то, комиссару, совсем непростительно! Только 
лозунги изрекаем о бдительности. А для нас это не лозунг, а реальность. 
Конкретная реальность! 

Гребенников смотрел на комбрига исподлобья, смотрел не моргая, затем выпрямился 
и сказал: 

- Ну, а разве наверху люди не понимают этого? Мы с тобой исполнители, так 
сказать, сошки... 

- Не прибедняйся, - перебил ледяным тоном Шмелев. - Случись что, нас за шиворот 
потянут в трибунал... Нет, я этого не оставлю! Сейчас же, немедленно отменить! 
- Шмелев шагнул в прихожую, где стоял телефонный аппарат, но Гребенников 
осторожно взял его за руку.