измотался с этими вещами! 

- В вагоне отдохнешь. И чего сердишься? А ты, егоза, не мешай папе. Сиди вон у 
окна, - отстранила она рукой Дочку, которая поминутно просила подать ей то 
сверток, то корзиночку. 

Света, поджав губы, нехотя отходила к окну, чертила на примороженном стекле 
елочки, а немного выждав, срывалась с места и бежала следом за отцом, который 
вносил вещи. 

Звонко и далеко в морозном воздухе разносится гудок паровоза. Поезд набирает 
скорость. В купе, опершись руками на скамейку, сидит Николай Григорьевич. Ему 
ни о чем не хочется думать; он устал и теперь наконец отдыхает. 

К нему на колени подсаживается Света. 

- Папа, мы скоро приедем? 

- Не успели отъехать, а ты уже о приезде. Надоело? 

- Ни чуточки! - восклицает дочка и, задумавшись, тянет грустно: Папа, а почему 
мы киску нашу не взяли? Она теперь плачет. 

Совсем неожиданно с места срывается Алешка. 

- Что мы забыли! Что забыли!.. - восклицает он. - Папин портрет не сняли. Мама..
. все торопила! 

- И утюг забыли, - добавляет упавшим голосом мать, как будто речь идет о чем-то 
значительном. 

В купе появляется мужчина, полный, в темно-синем френче, в фетровых валенках. 
Света напрасно убивалась, заглядывая на верхнюю полку, где лежали оставленные 
кем-то вещи, - хозяин нашелся. И видать, добрый, потому что не успел 
поздороваться, как полез в свой потертый брезентовый саквояж и подал ей крупное,
 полосатое яблоко. 

- Возьми, девочка. Это с наших яблонь, - сказал он. 

Света смутилась, беря яблоко, и мать вынуждена была заметить: 

- Что нужно ответить, когда дарят? 

- Спасибо, - слегка поклонилась девочка, радуясь: у дяди нашлось яблоко и для 
Алешки, так что не придется делить с ним пополам. Свете хочется не только 
благодарить дядю, но и похвалиться, что она знает песенку про ежа и даже умеет 
писать буквы. Но дядя, кажется, не настроен ее слушать, потому что он щиплет 
себе усы и разговаривает с папой. 

- Гляжу, переезжаете. Суетное это дело! 

- Нет, дядя, на поезде так ин-те-рес-но! - вмешивается Света и даже 
подпрыгивает на мягком диване. 

- Умница, - говорит дядя и, помолчав, пускается в рассуждения: - Я по себе сужу.
.. Хоть и пуща кругом, болота, а доведись переезд... К примеру, выдвижение... 
Ни за какие гроши не соглашусь! Намыкался в свое время, когда в солдатах был. 

- Значит, тоже служили в армии? - спрашивает Екатерина Степановна. 

- Приходилось, - кивает человек во френче и потирает рукой лоб. Правда, много 
воды утекло с той поры. В гражданскую, под началом Буденного, на шляхту ходил! 

- Дядя, а вы самого Буденного видели? - нетерпеливо спрашивает Алеша, которому 
всегда интересно слушать про войну. 

- Бачил, - оживляется он. - Вот как с вами, товарищ комбриг, за одним столом 
сидел. Разные операции обмозговывали... Он же мне опосля, когда я по ранению 
списывался, саблю в награду подарил... 

- Папа, а ты видел Буденного? Видел, да? Вот здорово! Расскажи, папа, - просит, 
сверкая восхищенными глазами, Алеша. 

Но папа, как видно, не настроен ворошить в памяти прошлое, к тому же не 
любитель он похваляться заслугами даже в семейном кругу. Пообещав сыну 
рассказать в другой раз, Николай Григорьевич спросил попутчика: 

- Далеко едете? 

- В Гродно.