Мартынович. - А знаешь, что это такое? 

- Когда все в жизни удается... 

- Нет, счастье не просто удача. Счастье даже в поисках лучшего, в преодолении 
всего, что мешает жить. 

- Это похоже на муку, - обронила Лена. - Не хотела бы я такого счастья. 

- Э-э, родная, и у нас с тобой всякое может быть в жизни: и слезы, и радости, и 
волнения, и трудное расставанье... 

- Не пророчь, - перебила Лена. 

Но Иван Мартынович продолжал рассуждать. 

- Если во всем том - и в беде и в радости - мы останемся самими собой, чистыми 
и до конца верными - вот это и есть счастье. 

Он остановился и, по привычке водя пальцем у своего лица, добавил: 

- Мудрость в том, чтобы извлекать удачи из неудач, радость - из горя. И счастье 
может по-настоящему понять и достойно оценить только тот, кто пережил несчастье.
.. 

Особняк, в котором верхний этаж занимал полковник Гнездилов, отыскать было не 
так просто. Правда, особняк стоял в центре города, и Гребенников как-то заезжал 
к Гпездилову, но забыл, где он живет. Гребенников лишь помнил, что особняк 
имеет высокую каменную лестницу с двумя крылатыми львами по бокам, возле растут 
старые липы, каштаны. Деревьям, казалось, тесно было за железной оградой, 
ломились они всеми ветвями через решетку, на простор, застилая прохладной тенью 
дорогу. Теперь снег запушил и дома и деревья. 

Долго пришлось Гребенниковым блуждать, пока наконец в переулке они не увидели 
приметную изгородь с высокой ажурной дверью. Войдя в палисадник, Иван 
Мартынович поднялся по каменным плитам на крыльцо и постучал в дверь. В 
прихожей послышались шаги, но, прежде чем открыть дверь, кто-то включил свет 
наружной лампочки. 

- Свои, свои! - с нарочитой веселостью в голосе произнес Гребенников и, 
пропустив жену, неуклюже протиснулся с елкой и поставил ее на паркет, натертый 
до зеркального блеска. 

Сам полковник Гнездилов не вышел встречать, и от этого Гребенников почувствовал 
неловкость. "Должно быть, гостей занимает", - успокоил себя Иван Мартыновыч, а 
минутой позже услышал голос хозяина дома. 

- Ты уж чуть не вывел меня из терпенья. Хотел даже послать за тобой гонца. 

- Лесная гостья задержала, - кивнул Гребенников. 

- Ай да подарок! Ур-ра! - увидев у стены елку, гаркнул Гнездилов и, подхватив 
ее, понес в зал. 

- Чуешь, Николай Федотыч, как о начальстве пекутся, - сострил кто-то. 

- На то оно и начальство, чтобы о нем хлопотать, - не то шутя, не то всерьез 
ответил Гнездилов и захохотал. - За такую красотку комиссару придется приказом 
по дивизии благодарность объявить, - добавил Николай Федотович. 

Сказано это было шутки ради, но Гребенникова внутренне покоробило: "Черт меня 
дернул на эту затею". 

Елка была поставлена, в угол. Она отошла с мороза и источала острый запах хвои. 
Гости расселись за столы, сдвинутые в один общий. И когда послышался тягучий, 
словно идущий из глубин веков, перезвон кремлевских курантов, все поднялись, 
скрестили над столом руки. Зазвенели хрустальные бокалы. Сам Гнездилов, обычно 
неразговорчивый и строгий в обращении, был увлечен общим весельем, смеялся, 
успевал с каждым перекинуться словом; от удовольствия то и дело гладил рукой 
редкие, седеющие волосы. Его радовало, что компания подобралась приличная. Он 
все время порывался произнести тост, но никак не мог успокоить развеселившихся 
гостей. 

- Тише! - жестом просил он. - Дайте мне слово сказать... - И едва смолк шум, 
Гнездилов обвел гостей умиленным взглядом и сказал: 

- Выпьем, товарищи, за удачи по службе... Чтобы мы, так сказать, продвигались 
по лесенке и в чинах не были обделены... 

Скучающими глазами посмотрел Иван Мартынович на Гнездилова и отвернулся.