здоровье подрываешь, а толку никакого! - Он остановился и, указав рукою на снег,
 спросил: - Когда будет расчищено? Когда, я спрашиваю? 

- Погода, товарищ полковник... Устали все, мокрые, а он валит... осторожно 
пожаловался Костров. 

- Вы мне про погоду забудьте. Тяжело в ученье, легко в бою. Зарубите это у себя 
на носу, поняли? 

- Есть! 

- Что есть? 

- Зарубить на носу! - повторил Костров. 

- А то, ишь мне, сидят, развалились, - продолжал свое Гнездилов и снова ткнул 
пальцем: - Что это за бугор? Зачем оставлен? Спотыкаться... Мне чтобы языком 
вылизать. Плац должен быть гладким, как стол, чтоб глаз радовался, а нога сама 
просилась вперед!.. Если не сделаете до отбоя, работать всю ночь! 

- Есть, товарищ полковник, работать всю ночь! - повторил удрученный Костров. 

Был уже вечер, и со стороны военного городка вспугнул залегшую было темноту, 
запрыгал по кустам, по чучелам для штыкового удара свет фар. Полоса этого света 
затем как бы выстелилась на плацу, щупая из края в край местность и пытаясь 
кого-то найти. Послышался сигнал. Но полковник Гнездилов, не обратив внимания, 
поглядел себе под ноги, на дорожку, и резко спросил: 

- А это что за безобразие? Почему мало песку насыпали? Мне чтобы зернистого... 

- Мужене-ек! - послышался женский голос из машины, и Гнездилов тотчас 
преобразился, сменив гнев на милость. 

- Постарайтесь, солдатики-ребятушки! Чтоб всем нам... сообща... не ударить в 
грязь лицом, - весело бросил он на ходу, и скоро машина увезла его в город. 

Облегченно вздохнув, Костров поспешил к бойцам; расчистка плаца по-прежнему шла 
полным ходом. 

- Задал он тебе перцу? Небось поджилки трясутся, - сказал острый на язык боец. 

Алексей хмуро промолчал. Мимо него провез тачку со снегом Бусыгин. Не 
остановился, только повернулся и сказал: 

- Ты того... Алексей. Не тужи, за ночь весь этот хлам к едреной матери 
опрокинем! 

Стояла черная, какая-то тягучая, сдавленная темнота. Работавший наравне со 
всеми Алексей Костров то и дело нащупывал ногами залитые водой ямки и выбоины. 
Его кирзовые сапоги, и без того тяжелые, глубоко увязали в глине, и приходилось 
выдирать их с натугой. 

Городок сонно притих. Давно погас свет в узких и частых окнах казарм. Только в 
штабе, у подъездов да под главной аркой городка медленно и лениво покачивались 
на проводах лампочки, и свет их едва пробивал сырую темноту. Алексей вновь 
вспомнил о Наталке: "Спит теперь. В тепле да на мягкой постели", - и 
почувствовал, как разлука, обидная и раздражающая, вновь навалилась на него 
всей своей тяжестью. 

Со стороны леса потянуло ветерком, и от сырой коры, от свежести зимнего ночного 
воздуха как будто запахло весной. "А что, весна не за горами... А там, глядишь, 
и лето пролетит. Придет осень и - домой!" успокаивал себя Алексей и усердно 
ворочал лопатой, словно бы стремясь этим скорее приблизить желанный час встречи.
 

Привычный к земляным работам, он все же почувствовал, как заныла спина, 
выпрямился, постоял, вслушиваясь в тишину. 

С конца плаца донеслись чьи-то шаги. "Опять Гнездилов", - екнуло сердце. 
Алексей поспешно взял лопату, начал копать. А шаги приближались, вот уже 
отчетливо слышны, еще ближе... за спиной... И наконец голос: 

- Э-э, вот так оказия! 

Костров, в душе противясь новой встрече с полковником, все же быстро повернулся 
и хотел было доложить, что все равно управятся, но осекся, увидев перед собой 
совсем другого человека, в плащ-накидке. 

- Чего это вы? Дня не хватило, так решили ночку урвать? - спросил тот и, видя, 
что бойцы не перестают молча трудиться, рассмеялся и отвернул капюшон: - Ну и