Наталья ответила не сразу. Она осторожно ступала, глядя перед собой на 
обледеневшую стежку. 

- Вы не смеете так говорить, - возразила наконец она. 

- Почему? 

- Взяла-то наша. Мы победили. 

- Так легко бывает только в кино, - ответил Петр. - А случись настоящая война, 
всем туго придется... Сам, своим горбом изведал. 

- Воевали? Когда это успели? 

- В финской кампании. Здорово доставалось. Коченели в снегах под обстрелом. Не 
знаю, как и спасся. 

Вечер был морозный. Временами луна пряталась, словно от холода, в редких 
облаках. Наталья зябко ежилась, то и дело прикрывала щеки меховым воротником. 

- Ой, надо же - замечталась! Куда мы идем? - спохватилась Наталья. 

- Идем правильно, - успокоил Завьялов. - Я ведь один. Холостякую. Вот и... 
переночуешь, - добавил Петр, искоса взглянув на нее разгоревшимися глазами. 

- К вам ночевать? Вы что, шутите? 

- Нет, всерьез. Зачем же, глядя на ночь, тащиться такую даль? 

- Вон сколько снегу намело, а все равно пойду. 

- Опять свое! - недовольно махнул рукой Завьялов и, поняв, что ее не уговорить, 
добавил: - Ну, коль так... Сейчас выведу каурую и довезу. 

Подошли к заиндевелым, подрагивающим на ветру деревьям. В окружении их стояло 
деревянное, на высоком каменном фундаменте здание военкомата. У парадного 
крыльца в неосвещенных окнах тускло поблескивали стекла, а когда вошли во двор, 
увидели: ближе к двери окно было залито светом. Завьялов попросил Наталью зайти 
в комнату, но она упрямилась, пока он не взял ее за руку и не сказал: 

- Чего ты? Иди погрейся у печки, пока мы лошадь запряжем. - И он громко позвал: 
- Дядя Николай! Товарищ Усачев, дай-ка ключи, лошадь вывести! 

Наталья поднялась по ступенькам крыльца, потопала ногами, согреваясь. Но в 
комнату не пошла. Мимо нее прошмыгал в валенках конюх. Она видела, как конюх 
подошел к тесовому сараю, отворил жестко проскрипевшие на морозе ворота и вывел 
коня. В предчувствии поездки конь голосисто заржал. Завьялов подошел к нему, 
погладил по мелко подрагивающей шее и стал запрягать. 

- Принеси старновки да коврик не забудь постелить, - попросил Завьялов конюха. 

Выезжали со двора, когда в поселке уже погасли огни, но от этого темнее не 
стало. На притихший дрёмный поселок, на лоснящуюся дорогу, на деревья, покрытые 
снежной прядью инея, луна источала свой извечно блеклый свет. Слегка привстав и 
держась одной рукою за передок санок, Завьялов стегнул вожжами, конь как бы 
взыграл и, храпя, помчался по накатанной дороге. При выезде из поселка, на 
повороте, санки качнуло, кованые полозья крепко врезались в наст, и Наталья, 
млея от быстрой езды, вскрикнула: 

- Ой! 

- Испугались? 

- Нет. Ужасно весело. 

И опять молчание. Только скрип полозьев и колкий снег в лицо. Такой колкий и 
холодный, что даже на губах не тает. Но хуже всего молчание. 

- Не встречали больше своего зайца? - спросила Наталья. 

- Нет. А что - зайчатинки захотели? 

- Серый волк так говорит... - отшутилась Наталья. - Охотнички повелись больно 
неудачливые. 

Петр улыбчиво кивнул. 

- Нынче охотничков больше влечет к другому...