вечер. Зимняя дорога пролегала через Ивановку, вблизи от дома, в котором жила 
Наталья, но как ни велико было желание увидеть, не решался вызвать ее или 
самому зайти в дом. Это всегда, наверное, так: чем сильнее любишь, тем больше 
стесняешься, говорил он самому себе. 

Потом Завьялов стал реже появляться в Ивановке, а если и приезжал, то старался 
подальше держаться от дома Натальи. "Чего я буду маячить перед окнами, как 
бельмо на глазу. Неудобно", - думал он и, помимо желания, вовсе перестал 
заезжать в Ивановку. Правда, окольный путь через заснеженное поле, по речке, 
скованной льдом, стал труднее, зато спокойнее. 

Он уже не надеялся свидеться с Натальей, как однажды, стоя у билетной кассы 
районного Дома культуры, нежданно увидел ее. Одетая в шубку, она подошла к нему 
запросто и попросила: 

- Возьмите, пожалуйста, и мне билет. 

- Вам один? - спросил Завьялов и огляделся: нет ли кого с ней? 

- Один, - промолвила Наталья, заметно краснея. 

Горячим током прошлось по телу Завьялова волнение. Он только побаивался: 
поселок небольшой, чуть ли не каждый житель знает его в лицо, и - чего доброго 
- найдутся злые языки, пустят сплетни. "У нее же муж... Скандала не оберешься, 
- подумал он. - Лучше, пожалуй, взять билеты отдельно и сидеть на одном ряду, 
но порознь". 

До начала сеанса оставалось мало времени, им не удалось обмолвиться и накоротке.
 Войдя в зал, капитан хотел было передать ей билет, но она спросила с легкой 
обидой: 

- А вы?.. 

- Нет, я... Нам, простите, билеты достались разные, - сбивчиво проговорил Петр. 


- Можно поменяться, - не глядя на Завьялова, сказала она и обратилась к 
старичку в пенсне. 

- От лучшего никогда не отказываюсь, - заметил в шутку тот и поднялся. 

Завьялов сидел, точно прикованный к стулу, в напряжении, не смея шевельнуться. 
Лишь один раз он как бы нечаянно прикоснулся к плечу Натальи. Она была так 
поглощена всем, что виделось на экране, что даже не ощутила прикосновения его 
руки. 

Завьялов увидел, как сияют ее глаза, похоже, они горели в темноте. 

...На экране что-то двигается, громыхает, как бы переносясь в зал. Война. 
Подобно туче, заполняют небо самолеты, лавиной движутся серые коробки танков, 
идет, рубит прусским шагом несметная орда солдат в касках... Все гремит, 
рокочет... И, глядя, как враг прорывается, зрители невольно тревожатся. 

- Откуда такая напасть? Где же наши? 

Но вот, словно по мановению магической силы, появляются русские. Из тайных 
ангаров вылетают навстречу врагу самолеты. Земля, некогда спокойная, волнуемая 
разливами хлебов, разверзлась и вынесла из своей утробы массу танков, которые 
несутся будто на крыльях, утюжат врага. Раздвигаются кусты, обнажая бетонные 
колпаки дотов. Бесчисленные цепи солдат вырастают на пути врага. И 
неприятельские солдаты опешили, они бегут, они сдаются в плен. Кажется, не 
прошло и дня, как война кончилась. 

В зале восторженно говорили: 

- А наши здорово им врезали! 

- Не будут соваться в чужой огород! 

Только старичок в пенсне глубоко вздохнул: 

- Ох, что-то не то!.. Уж больно шибко! 

На старика кто-то сердито цыкнул, и он умолк. 

Из Дома культуры Петр и Наталья вышли вместе. В ушах не переставала греметь 
песня: "Если завтра война, если завтра в поход..." 

- А старик-то, пожалуй, прав. Перехлестнули малость! - угрюмо проговорил 
Завьялов.