притихли под кустом черемухи, невольно поддавшись настроению веселья. Стены 
лагерного клуба были сплетены из ивовых прутьев, и поэтому хорошо виднелись 
столы, за которыми сидели подгулявшие гости. То и дело слышались звон посуды, 
бессвязные хмельные голоса. 

Кто-то из командиров, может быть сам Гнездилов, вышел из клуба и, спотыкаясь, 
побрел вдоль аллеи. Он приближался, как нарочно, к самому кусту черемухи, и, 
желая не выдать себя, Бусыгин и Костров отступили в глухую темноту. 

Подходить снова они уже не посмели, но ломившиеся от закусок столы дразнили, 
распаляли аппетит. 

- Недурно бы сейчас оказаться за столом, - сказал Бусыгин, причмокнув губами. - 
Соскучился, брат, по нашим сибирским пельменям. 

- Знаем, дорвался бы - за уши не оттянули! На-ка вот лучше погрызи, насмешливо 
отозвался Алексей, порылся в кармане и подал пропахший табаком кусок сахару. 

- И то дело! - обрадовался Бусыгин. 

Дальше они шли мимо старых, дуплистых ветел, дремавших над водой. Бусыгин вдруг 
замедлил шаги, схватил товарища за руку. Из тьмы пробивались два синих глаза. 

- Стой! Кто идет? - напряженно окликнул Костров, держа на изготовку карабин. 
Никто не отозвался, но глаза продолжали мигать мертвенной синью. Похоже, кто-то 
затравленно притаился у пня. 

Бусыгин угрожающе шагнул к дереву и пнул ногой так, что лежащий возле ветлы 
пень развалился, и вместе с трухой из утробы посыпались светляки. 

- У, черт! - проворчал Бусыгин. - А я принял за волка. 

- Видел? 

- Не только видел, а живьем брал. 

- Да ну? - удивился Алексей. 

- С места не сойти, если вру, - заверил Бусыгин. - Я все их повадки знаю... Как 
нападу на след, не успокоюсь, пока не выловлю... Такая уж у меня страсть... 
Иные красными флажками пользуются, обложат лежку и гонят. А я и без флажков 
обходился. Терпением брал да голосом. 

- Как это голосом? - не понял Костров. 

Бусыгин сказал Алексею, чтобы он прошел маленько вперед, а сам свернул в кусты, 
присел на колени, зажал нос пальцами, а ладони сложил трубочкой. Кругом стояла 
плотная темнота. Бусыгин приник головою к земле, ощущая гнилой запах кореньев, 
и завыл совсем по-волчьи - сперва низко, глухо, жалобно, а потом все громче, 
протяжнее, с жутким стоном... 

Услышав этот вой, Алексей на миг опешил. Ему почудилось, что со стороны болота 
действительно приближаются волки. Но вот Бусыгин вышел из кустов и, приближаясь,
 все еще зазывно и жутко выл. 

- С ума спятил, брось! - оборвал Костров. - Так можешь и вправду волков 
накликать. 

- А пущай идут, свинца не пожалею. Раз вот так охочусь... Зима на убыль шла. 
Голод пронимал зверье... Замечаю, стало быть, следы волчьи... Выводят эти следы 
из лесу, потом кружным путем - к самым овинам... Залезли через окно в один овин,
 порезали несколько овец, а двух уволокли. Обратный след к болоту вел. Думаю, 
там-то я их и зацукаю. С вечера залег в кустарнике. Лежу. Холод лютый, аж 
колени пристывают к ледяной корке. Потом, в полночь, зачинаю выть. Раз, другой..
. Повою, повою и жду. Смотрю, выходит матерый, а за ним волчица... У меня, 
конечно, аж дыхание сперло. Подпущаю близко и матерому промеж глаз... Кувырком 
повалился, окаянный. А волчица через него сиганула. Уложил и ее вторым зарядом..
. Мне потом колхоз премию отвалил. И со всего села девки приходили глазеть... 

- Что у тебя за болезнь только о девках и говорить? - не скрывая иронии, 
спросил Алексей. 

- Таким уж уродился, - рассмеялся Бусыгин. 

Шли молча, вдыхая отсыревший за ночь воздух. С болота доносился дурманящий 
запах багульника. Тишина сковала и деревья и землю. Говорить совсем не хотелось.
 Под самое утро потянуло ко сну. Чтобы хоть как-то избавиться от дремоты, 
Алексей то прибавлял шаг, то старался глядеть кверху. Небо роняло звезды. Он 
увидел, как одна звезда скатилась, прочертив до самой земли блеклый, крупчатый 
след.