сомнение, удобно ли демонтировать сейчас старый укрепрайон. И Ломов, как бы 
отвечая его мыслям, заговорил повышенным голосом: 

- Старый, прогнивший мир раздирается противоречиями. Капиталисты грызутся между 
собой, как цепные псы. Они боятся кризисов, ищут рынки сбыта, вытесняют и 
пожирают друг друга. - Встав, Павел Сидорович сделал широкий жест, как бы 
приглашая полковника к висевшей на стене карте, и продолжал: - Вот видите, как 
Гитлер перекроил Европу. Почти все страны стонут под кованым прусским сапогом. 
Не сдержала фашистскую машину и линия Мажино. Пока правители Франции строили 
антисоветские козни да молчаливо похлопывали по плечу фюрера, он, не дав 
опомниться французам, смял все их линии и укрепления. 

- Поглотил армию, как удав! - поддакнул Гнездилов, для которого мысли генерала 
были не только правильными, но и рассеивали его сомнения. 

- Но это еще ничего не значит. Да, не значит! - с твердостью в голосе повторил 
Ломов, заставив на миг смутиться полковника. - Мы не позволим гитлеровскому 
удаву ужалить нас. Нам на руку капиталистические противоречия, пусть себе 
грызутся... И пока Гитлер будет зариться на Британские острова, пока соберет 
силы для прыжка через Ла-Манш, мы успеем создать свою укрепленную линию. 
Советскую неприступную линию, о которую разобьет себе голову любой враг. Да, 
разобьет! - Генерал налил в стаканы коньяку и, чокнувшись, поспешно выпил. 

Они помолчали, закусывая. 

- Значит... насколько я понимаю... - раздирая зубами и проглатывая кусочки 
сухой воблы, заговорил Гнездилов, - главная наша задача построить сильный 
укрепрайон на новой границе? Так, выходит? 

- Только так, - спокойно, как о давно решенном деле, сказал генерал. 

- Но тогда позвольте, Павел Сидорыч, выяснить еще один лихорадящий нас вопрос. 
- Лицо Гнездилова опять приняло выражение крайней озабоченности. - Скоро ли 
будет война? 

- Война? - переспросил Ломов, и глаза его под жесткими выгоревшими бровями 
изумились: - Против кого? С кем? 

- Ну, как бы сказать, не могут ли пойти на нас войной немцы? 

- Эти слухи сорока на хвосте принесла? - спросил генерал. 

- Как на хвосте? - не понял сразу Гнездилов. Голос его по-прежнему не скрывал 
тревоги. - Слухам, конечно, веры нет, - как бы оправдываясь, заметил Гнездилов. 
- Но куда денешься, когда допекают. Даже комиссар заражен и на каждом шагу 
твердит, что надвигается гроза. А намедни привели ко мне в штаб... И знаете 
кого? Поляка. Мокрый, трясется. Неман переплыл ночью, с той стороны... Ну и 
прямо заявил, что в ближайшие дни ждите нападения немцев, мол, и солдаты ихние 
и техника подведены к самой границе. 

- Как же вы отнеслись к этому сообщению? - поинтересовался Ломов. 

- Как и положено, - ответил Гнездилов, недовольный явным безразличием генерала 
к его сообщению. - Вызвал представителя контрразведки, сняли допрос и с 
нарочным отправил донесение в округ. Если надо, пусть по команде доложат в 
Центр. 

- Дорогой мой комдив, не советую... Не надо... - Ломов положил руку на округлое 
плечо Гнездилова. Он видел, что полковника не покидает сомнение, и желая раз и 
навсегда избавить его от гнетущих мыслей, сказал властным голосом: 

- У страха глаза велики. А мы с вами закаленные, меченные огнем и не должны, не 
имеем права поддаваться на уловки! 

Он прошелся к двери, потрогал ее, плотно ли закрыта, вернулся к столу и 
доверительно, под строжайшим секретом, сообщил, что слухам и донесениям 
подобного рода не верят и в округе и в Центре. Для вящей убедительности генерал 
счел уместным привести, как он выразился, убийственный факт. Когда командующий 
Киевским особым военным округом Кирпопос написал пространное донесение, 
доказывая в нем неизбежность скорого нападения немцев, то его сообщение велено 
было упрятать в долгий ящик, а самого командующего изобличили в паническом 
настроении. 

- И знаешь как ответил на донесение товарищ Сталин? - таинственно, понижая 
голос, спросил генерал, нарочито выждал и ответил: - Товарищ Сталин, 
прозорливость и гений которого никогда не ошибались, сказал: очередная 
провокация... Империалисты хотят стравить нас с немцами, чтобы загребать жар 
чужими руками. И мы не должны, не имеем права поддаваться на уловки! Очередная 
про-во-ка-ция. Так-то, дорогой мой комдив! Понимаешь?