дедов и отцов, - заметил Гнездилов, не тая покорной улыбки в глазах. 

Лицо генерала на минуту стало подобревшим, живым, по небритые щеки и подбородок 
выдавали его усталость. 

- Какая, к черту, разминка! - сказал он, воткнув в землю лопату. Впрягаться 
приходится... 

Генерал посмотрел на пушки, навалом, как металлолом, лежащие у подножия насыпи, 
пощурил глаза на солнце, томящееся в полуденной вышине, зевнул и повел 
Гнездилова к одному из рубленых домиков, тесовая крыша которого поросла 
изумрудными чешуйками мха. 

Поднимаясь по ступенькам, Гнездилов обратил внимание, что этот легкого типа 
деревянный домишко стоит на громоздком фундаменте из бетона, почти укрытого от 
взора вьющимися по изгороди цветами и кустарником. Дом пустовал, в комнатах 
пахло плесенью, стойкой нежилой сыростью, только над окном вились, попискивая, 
ласточки - они-то и оживляли угрюмый покой. 

- А куда же делись жильцы? - поинтересовался Гнездилов. 

- Тут, наверху, никто и никогда не жил, - ответил Ломов, загадочно прищелкнув 
языком, и провел его в чулан. Вдвоем они с трудом приподняли стальную крышку 
люка. Первым начал спускаться вниз генерал, и когда Гнездилов растерянно 
замешкался, тот взглянул на него с укором: 

- Да ты что, разве не бывал в таких катакомбах? Смелее! - и поддержал его за 
руку. 

Глубинный круглый лаз был освещен, но, несмотря на это, Гнездилов опускался 
медленно, с непривычной робостью нащупывая ногами металлические скобы, 
вмазанные в бетонные стены. И чем дальше спускался вниз, тем все больше вид 
подземного оборонительного сооружения - блокгауза, как пояснил генерал, - 
вызывал у Гнездилова какое-то смешанное чувство беспокойства и удивления. 

Вот они наконец спустились на самое дно подземелья. Генерал с минуту возился у 
стены, то нажимал, то поворачивал рукоятки запоров, и Гнездилов увидел, как, 
издав тяжкий вздох, медленно поплыла, скрываясь в стене, двойная дверь из 
стальных плит. 

Вошли в складское помещение, где пахло порохом и чем-то соленым. На одной 
половине были аккуратно уложены штабелями деревянные ящики со снарядами, 
цинковые - с патронами, а на другой - горки консервных банок, мешки с сухарями 
и ящики из цветной жести, видимо с маслом. 

- Как же отсюда подать, скажем, вот эту чушку? - спросил Гнездилов, показав на 
ящик, в котором лежал снаряд с золотистой головкой. 

- О, это мы мигом! - Генерал нажал кнопку в стене, и зубчатый подъемник 
рванулся вверх. - Автоматика, только успевай накладывать. 

Отсюда они уже другим, запасным, ходом поднялись наверх, прямо в боевое 
отделение - серое помещение с толстыми глухими стенами, с острыми глазницами 
амбразур, сквозь которые крался снаружи свет. Железо и бетон как бы 
подчеркивали суровое мужество того дела, которое могли здесь совершить люди в 
военное время. У стены на стальной тумбе стояла пушка, она была повернута 
коротким стволом на запад и как бы ждала сигнала, чтобы выплеснуть из себя 
огонь. Возле других стен прикорнули спаренные и счетверенные пулеметы. 

- Гитары, - усмехнулся Ломов, проведя пальцами по стылому вороненому металлу. - 
Придется убирать! Отслужили свое на этом рубеже... 

- Время ли разрушать? - усомнился Гнездилов. 

Генерал понял, куда клонит Николай Федотович, но сразу не ответил. Они 
спустились этажом ниже, в жилое помещение, обставленное небогатой мебелью. 
Здесь были железные кровати, стулья, длинные столы, вешалка вдоль стены. 
Удалившись в маленькую кухню, генерал достал из посудного шкафа бутылку коньяка,
 две пластмассовые рюмки, разложил на алюминиевые тарелки ломтики колбасы, сыра,
 воблу. Свежего хлеба, видимо, не оказалось, и генерал подал сухари, велев 
слегка размочить их чаем из термоса. 

- Павел Сидорыч, так что ж получается? - умоляющим тоном произнес Гнездилов. - 
Прибыл вас позвать на банкет, а тут... 

- Ничего, ничего, - перебил генерал. - Перекусим маленько. Так сказать, для 
настроения. К тому же, у вас сосет под ложечкой, не правда ли? - прищурился 
генерал. 

Гнездилов не сразу понял намек, а когда догадался, пожалел, что высказал