- Мы должны прохода не давать... Задерживать не только военные транспорты, но и 
фургоны лавочников, всяких буржуев, - заупрямился Альдо. 

- Нет, - возразил Бусыгин. - Смысл партизанской борьбы в ином, как я понимаю... 
Нельзя распылять силы на мелкие стычки, на задержание этих фургонов и даже 
велосипедов. Во-первых, это решительно ничего не прибавляет к освобождению 
Италии от фашизма, а, наоборот, может даже озлобить местное население... 
Во-вторых, что подумают о партизанах, уже и так нас называют разбойниками с 
большой дороги, шарахаются от нас и, неровен час, могут пойти против, и не 
только убежища не предоставят, глотка воды в трудную минуту не дадут. 

Бусыгин увидел испарину на лбу Альдо. Он то бледнел, то краснел, то нетерпеливо 
вскакивал. И Степан, чувствуя, что итальянцу не по душе приходятся его слова, 
все же не сдерживал себя, полагая, что лучше сразу все высказать, чем давать 
ошибкам и просчетам разрастаться до больших размеров. "Пусть переживает... 
Глотать горькие пилюли тоже невредно", подумал, внутренне усмехаясь, Бусыгин и 
спросил: 

- Скажи, товарищ Альдо, какова цель, что вот мы здесь собрались? 

- Чтобы обсудить... 

- Нет, я не про нас, а вообще обо всем отряде. Какая цель партизанской борьбы? 

- Выгнать оккупантов, германских и собственных фашистов и освободить родину. 

- Вот именно, - поддакнул Бусыгин, - сюда мы и должны направлять все усилия, а 
не бороться с мелкой сошкой... Нам нужно выходить на крупные операции, громить 
казармы карабинеров, нападать на воинские германские колонны. Нападать на 
аэродромы. Рвать связь. Разоружать отходящие германские войска. 

- Ого, руссо друг, - Альдо порывисто сжал обеими руками руку Бусыгина. - Я так 
и знал... Спасибо, друг. У нас две головы, а думаем одно. Одно! 

Они вышли из занавешенного брезентом убежища, вырытого под скалой. Вышли и 
удивились: уже утро, молодое солнце из-за гор бьет в лицо. Немного погодя Альдо 
позвал дежурного по отряду и велел трубить сбор. В тот же час комиссар Альдо 
представил всему отряду нового командира товарища руссо Бусыгина. 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ 

Вернувшись из госпиталя и узнав, что дивизия выведена на отдых, а штаб переехал 
на окраину Днепропетровска, капитан Костров и Верочка прежде всего отыскали 
затерявшийся меж прокопченных сажей и обшарпанных осколками каменных строений 
деревянный двухэтажный дом и поднялись по крутой лесенке наверх. Постучав, 
Верочка услышала звонкий знакомый голос, дверь распахнулась, и этот щебечущий 
голос взвизгнул: "Ой, мужчина при тебе, а я в одном лифчике!" - и не 
застыдилась, не отпрянула, а бросилась ей на плечи. 

- Ой, подружка, а я тебя заждалась. И спешу, спешу... А этот, кивнула Тоня 
столь же весело, - твой капитанчик, которого, помнишь, шуровали по всем точкам 
коммутатора. Симпатичен, и я рада за тебя... Устраивайтесь, а я спешу. На 
дежурство опаздываю. Да, кстати, начальник узла и тобой интересовался, просил 
передать, чтобы выходила на службу. - И черноглазая щебетунья, забежав в 
комнату и надев армейскую гимнастерку, на ходу погляделась в зеркало, поправила 
волосы и убежала. 

- Развеселая у тебя напарница, - ненароком заметил Алексей, - с такой не 
заскучаешь. 

- Веселая, ничего не скажешь, - в тон ответила Верочка, чем-то уязвленная, и 
добавила: - Мне бы тоже сходить, все-таки служба, и я... недоговорив, она тоже 
заспешила, велев Алексею отдыхать, а если погулять захочет - упрятать ключ от 
входной двери за притолоку. 

Оставшись один, Костров почувствовал, как его начало одолевать какое-то 
постылое состояние. Хотелось что-то делать, не сидеть одному в глухой комнате. 
"Чего я буду отдыхать? Наотдыхался. Пойду повидаю ребят", - решил Костров, 
встал, кое-как оделся, взвалил на плечо вещевой мешок, чтобы заодно подыскать 
для себя и жилье: оставаться здесь с девчатами было неудобно, да он и не хотел 
лишних пересудов и сплетен. 

По дороге в штаб ему попадались военные, они приветствовали капитана взмахом 
руки, он отвечал им кивком головы, так как нес в правой руке вещевой мешок. Ему 
казалось, что встречные смотрят на него, сочувствуя, и это болью отзывалось в 
сердце. Вот так и всегда будут сочувствовать, вздыхать и охать. "А я не хочу! 
Нашли калеку!" - поморщился он. 

В своем батальоне капитана Кострова все, с кем он протопал полями войны,